Наше пребывание в Рио было прервано недельной поездкой в Сан-Паулу, это всего час самолетом. «Вы не хотите предпочесть спокойную ночь в спальном вагоне?» — предложил Амаду. Но все-таки с готовностью смирился. Более промышленно развитый Сан-Паулу превзошел Рио по интеллектуальному оживлению. Пресс-конференции, телевидение, встречи, дискуссии с молодыми социологами и экономистами, автографы, обеды с писателями, посещение музея с группой художников, которые смотрели — тяжелое испытание! — как мы смотрим их картины: мы не бездействовали. Чем больше мы узнавали бразильских интеллектуалов, тем большую симпатию к ним испытывали. Сознавая свою принадлежность к стране, которая развивается и от которой зависит будущее всей Латинской Америки, они вкладывали в свои работы, которые являлись для них действием, собственную жизнь. Их любознательность была разносторонней и требовательной. Как правило, они очень образованны и быстро все схватывают, разговаривать с ними было полезно и приятно. Они остро чувствовали социальные проблемы. С разбросанными в их городах фаве-лами бразильцы не могут забыть о нищете, она ранит их национальную гордость, вступает в противоречие с их демократическими чувствами, даже правые обеспокоены ею и ищут способ ее победить. Прогрессивное крыло буржуазии и интеллектуалы вынуждены занимать революционные позиции. Мы были поражены тем фактом, который присутствует во всей Латинской Америке: крупные собственники, очень богатые промышленники являются коммунистами; только социализм, полагают они, может избавить их страну от империализма США и спасти массу соотечественников от позора, который падает на них. Разумеется, это исключения, к тому же интеллектуалы играют весьма незначительную роль. Не следовало делать вывод, что революция произойдет завтра. Сартр стал очень популярен среди молодежи. В Сан-Паулу раза два или три нам удалось провести вечер одним. С наступлением сумерек суровость города смягчалась, люди шагали не так быстро, напевая, прошел какой-то черный. После дневной суеты мы наслаждались этим задумчивым спокойствием. Нередко останавливались машины: «Вас подвезти куда-нибудь?»
В Рио на улицах к нам подходили студенты. «Что вы думаете о себе, месье Сартр?» — спросила одна девушка в конце лекции. «Не знаю, — со смехом ответил Сартр, — я никогда с собой не встречался». — «О! Какая жалость для вас!» — с жаром сказала она. Одновременно с нами в Рио оказался представитель французского правительства, в его честь устроили коктейль. Один бразильский друг, по его собственным словам, изрядно подвыпивший, набросился на него: «Франция — это не вы, это Жан-Поль Сартр». Член правительства улыбнулся: если Бразилия чествовала Сартра, было бы бестактно лишать Францию такой чести. «Это две стороны Франции», — заметил он. Бразильские интеллектуалы были признательны Сартру за то, что он воплощал
Нам трудно было доставать французские газеты, но через письма и телефонные звонки друзья сообщали нам о том, что происходит во Франции. 7 сентября начался процесс Жансона; адвокаты желали присутствия Сартра, но он взял на себя обязательства по отношению к бразильцам и не хотел прекращать дело, которое он вел здесь в пользу Алжира. Он полагал, что письмо будет иметь не меньше веса, чем устное свидетельство. Почта из Рио в Париж приходит не слишком быстро и даже рискует затеряться в пути.
По телефону Сартр долго излагал Ланзманну и Пежю то, что он хотел заявить перед трибуналом, и поручил им написать текст, который был зачитан 22 сентября:
«Не имея возможности прийти на заседание военного трибунала, о чем я глубоко сожалею, я хочу несколько подробнее объясниться по поводу моей предыдущей телеграммы. Говорить о моей «полной солидарности» с обвиняемыми — этого, конечно, мало, надо еще сказать о причинах. Не думаю, что я когда-либо встречался с Элен Гена, но от Франсиса Жансона достаточно хорошо знаю условия работы «группы поддержки», которую судят сегодня. Напоминаю, что Жансон долгое время был в числе моих сотрудников, и если мы не во всем и не всегда с ним соглашались, что совершенно естественно, то алжирская проблема нас, безусловно, объединяла. Изо дня в день я следил за его деятельностью, отвечавшей чаяниям французских левых сил и направленной на то, чтобы легальными способами найти решение проблемы. И лишь в результате неудачи, которую он потерпел на этом пути, и явной слабости левых сил Жансон решил прибегнуть к тайным действиям, дабы оказать конкретную поддержку алжирскому народу в борьбе за его независимость.