Сила обстоятельств: Мемуары

Общество Таманрассета было очень замкнутым; жены офицеров и чиновников жили как в Роморантене, они носили шляпы, следили друг за другом, злословили. Мы поняли, что к нам относятся не слишком благосклонно. И все-таки нам повезло, нас взяли под защиту учителя, супруги Б., и исследователь Анри Лот. Учениками мадам и месье Б. были французы и туареги. Последние, рассказывали они, сообразительные, но слишком возбудимые и неуравновешенные, к тому же родители посылали их в школу нерегулярно. В некоторых горных деревнях, в двух или трех днях пути, дети не получали никакого образования, поэтому были созданы разъездные классы, так, в данный момент один учитель временно жил в горах.

Анри Лот путешествовал по Ахаггару в поисках наскальных изображений; он привез большую коллекцию фотографий и набросков, подлинность которых в то время отчасти оспаривалась. Его рассказы тоже вызывали некоторые сомнения: раз сто он чуть не погиб, попадая в поразительно драматические перипетии. Например, однажды, умирая от жажды, он добрался до колодца, где на самом дне поблескивала вода, а веревка, на которой висело ведро, оказалась чересчур короткой. Тогда он сделал ее из своей одежды и, утолив жажду, нагой, снова отправился в путь через эрг: почему, спрашивается, солнце не спалило его до смерти? Но все это не важно, в его вымыслах было столько чарующего лиризма.

В Таманрассете мы провели больше недели, узнали все сплетни, которые ходят между Лагуатом и Ахаггаром. В ночь, предшествовавшую нашему отъезду, эти пересуды европейцев, разбросанных на головокружительных просторах, не давали мне спать допоздна. После ужина мы поднялись на террасу посмотреть на Южный Крест.

Три часа самолета. Сверху разнообразие Сахары стиралось, она выглядела монотонной; но одинаковость, такая бесцветная, если она отражает повторение человеческого усилия, завораживает меня, когда я обнаруживаю в ней самобытный облик нашей планеты, например вечные снега, безукоризненно голубое небо, скопище облаков под крылом самолета, пустыню. В течение всего перелета я не отрывала глаз от рыжей поверхности земли. Я была не избалована: лететь над Нигером казалось мне чудом, он представлял собой широкую дорогу грязной воды, а когда самолет, спускаясь, разворачивался, напротив золотистого песчаного берега я увидела бледно-коралловый островок: в этом месте река походила на голубую эмаль. «Какая удача, — говорила я себе, — жить именно сейчас и видеть все это своими глазами!» Земля, однако, разочаровала меня, она уже не была чистым минералом, ее пятнали чахлые травы и невзрачные кустики. Едва я сошла с самолета, как солнце сразу обрушилось на меня; мы укрылись под навесом. Между тем небо было серым, вроде реки. Нас предупреждали: «Там никакой голубизны: вместо неба — колпак». Купол, образуемый испарениями, не смягчая неистовую силу солнца, приглушал его свет. Когда мы вышли из автобуса, хозяйка отеля воскликнула: «Вам нужны шлемы, иначе к вечеру вы будете трупами!» Несмотря на свое отвращение к туристическим переодеваниям, мы отправились на базар, который она нам указала, но, едва пройдя несколько метров, почувствовали, что, того и гляди, рухнем. В тени термометр показывал сорок градусов. «Это можно вынести, потому что здесь сухо», — говорили нам люди; да, было сухо, но вынести это было совсем не легко. Согласно нашим планам, мы должны были приехать в Гао тремя неделями раньше, однако Сартру пришлось задержаться, и мы подумали: «Всего-то на три недели!» На самом деле здесь три недели значили много: движение по Нигеру только что было прервано на несколько месяцев.

Запасшись шлемами, мы прошлись по рынку, располагавшемуся на большой площади, как раз напротив отеля. Наконец-то вместо завернутых в покрывала призраков, населяющих арабские города, мы увидели женщин: красивые негритянки, задрапированные в яркие хлопковые ткани, со сложными сооружениями из косичек на голове, не скупясь на улыбки, обнажали свои лица, плечи, груди; молодые — темнокожие и белозубые — блистали; в потускневшей от времени, высохшей наготе старух не было ничего отталкивающего; женщины болтали между собой, разговаривали с мужчинами. А какое разнообразие силуэтов, типажей, нарядов! Были там пели, такие красавцы и красавицы с их тонким профилем, горделивой посадкой головы, стройной фигурой; женщины украшали шею, запястья и волосы маленькими ракушками, каури, служившими также и монетой. Некоторые негры носили бубу[30] ярких расцветок, другие — шорты, фетровые шляпы, темные очки от солнца. Иногда сквозь толпу пробирались туареги в синих покрывалах. В базарный день в Гао сходилось множество племен, да и само население было смешанным: такое многообразие казалось роскошью. Однако это впечатление исчезло, когда мы обнаружили жалкую нищету товаров, которыми там обменивались: плохого качества хлеб, захудалые ткани, жесть. В этом районе, сказали нам позже, туземцы испытывают нужду во всем, им раздают зерно, иначе у них не будет еды.