Гао поразил нас своими печалями и радостями. Бродя как-то после полудня по улицам, мы услыхали тамтам и пошли на его звуки. Во дворе одного дома звучали песни и смех: свадьба. У дверей группа негров смотрела на празднество, и мы долгое время любовались вместе с ними, плененные изобилием танцев и голосов.
Одно из тех мест, которое мне хотелось увидеть, был Томбукту, в четырехстах километрах от Гао: из Парижа такое расстояние казалось пустяковым, чтобы покрыть его, за отсутствием парохода наверняка найдутся грузовики. Я навела справки, и мне рассмеялись в лицо: по такой жаре дорога — в любое время года мало посещаемая — становилась непроезжей. Я смирилась с удивительной
Через два дня после того, как мы приехали, Сартр заболел. Температура сорок. Я вызвала врача. Он выписал хинин. Сартр до того его наглотался, что не мог стоять на ногах, у него начались неприятности со слухом и зрением. Два дня он не поднимался с постели, и я провела их в комнате, где Сартр лежал почти без сознания; в три часа пополудни я садилась за стол работать, а что можно делать другого? Ставни были закрыты; снаружи свирепый сирокко раскачивал деревья; полумрак, шум ветра наводили на мысль о прохладе, но ветер был огненным, а термометр на стене показывал сорок три градуса.
Было решено: как только Сартр сможет держаться на ногах, мы уедем. Однако в туристическом бюро меня ожидало разочарование: самолеты прилетали и улетали очень нерегулярно, невозможно назначить точную дату отъезда. Отвратительно было чувствовать себя прикованной к этому пеклу.
Наконец мне сообщили, что на следующий день есть самолет на Бобо-Диуласо, температура у Сартра спала, и мы полетели. С тоской смотрела я на лес под нами и красные дороги, по которым нам уже не проехать.
«В Бобо нездоровый, влажный климат», — говорили мне в Гао. Между тем, когда мы приземлились, влажность воздуха показалась мне приятной. Нас поджидал бледный одутловатый мужчина. В Гао кожа у людей была загорелой, как у жителей Сахары, здесь же все лица походили на вареную рыбу, приготовленную на пару.
О нашем прибытии сообщили в местной прессе, и Сартр надеялся получить весточку от РДА.
Наутро автомобиль, предоставленный администратором, отвез нас в лес. Там мы увидели дерево-фетиш одной деревни: большой шар, ощетинившийся очень грязными перьями. Женщины в набедренных повязках носили в виде украшения слоновую кость, продетую в нижнюю губу. Мы находились совсем неподалеку от города, а между тем здешнее население казалось затерянным в глухих дебрях, где время остановилось. На обратном пути мы встретили на дороге мальчиков на велосипедах, одетых по-европейски, на вид сообразительных, они тоже жили в этой деревушке: за несколько лет голые ребятишки становились подростками, приспособившимися к нашему веку. Нам очень хотелось бы знать, каким образом юным велосипедистам удается справляться со своей двойной принадлежностью к разным эпохам.
К великой досаде Сартра, и в этот день РДА никак себя не проявило. Путешествие становилось нелепым и малоприятным. Мы поехали, чтобы увидеть черных, сражающихся с администрацией: нам они так и не встретились, зато администраторы принимали нас с большим почетом. Быть может, в Бамако нам повезет больше? Тем же вечером мы сели в самолет.