Сильмариллион

– Однако ж намерен я владеть им, пока в силах, – отвечал Белег.

– И у королевы есть для тебя дар, Куталион, – продолжала Мелиан. – Пусть он поможет тебе в глуши, а также и тем, кого изберешь ты.

И она вручила Белегу запас лембас – дорожные хлебцы эльфов, завернутые в серебряные листья и перевитые нитями, нити же на узлах запечатаны были печатью королевы – облаткой белого воска в форме единственного цветка Тельпериона; ибо по обычаю эльдалиэ одна только королева обладала правом распоряжаться лембас и оделять ими кого бы то ни было. Вовеки не выказывала Мелиан Турину большего благоволения, нежели теперь, посылая ему сей дар, ибо никогда прежде эльдар не дозволяли людям вкушать дорожный хлеб; да и впоследствии случалось такое нечасто.

И вот Белег с дарами покинул Менегрот и возвратился к северным границам, где ждали его многие друзья и временные жилища. Вскоре орки отброшены были от Димбара, и ликовал Англахель, покинув ножны; но когда настала зима и стихли бои, Белег вдруг исчез и более не видели его собратья по оружию.

Когда Белег покинул изгоев и возвратился в Дориат, Турин увел сподвижников на запад, прочь от долины Сириона, ибо устали они от беспокойной жизни, когда приходилось быть постоянно настороже, опасаясь погони; и принялись искать убежище более надежное. И вот как-то вечером набрели они на трех гномов, и гномы бросились бежать. Один отстал; его схватили и повалили на землю. Кто-то из разбойников снял с плеча лук и выстрелил в убегающих, но они исчезли в сгущающихся сумерках. Тот гном, которого изловили они, назвал себя Мим; и взмолился он, прося Турина о пощаде, и предложил в качестве выкупа отвести изгоев в свои тайные чертоги, где никто их не отыщет. Турин пожалел Мима и пощадил его, и спросил: «Где твой дом?»

И ответил гном:

– Высоко над землею отстроен дом Мима, на огромном холме. Амон Руд прозывается этот холм теперь, ибо эльфы всему дали свои имена.

Тогда замолчал Турин, и долго смотрел на гнома, и молвил, наконец:

– Веди нас к этому месту.

На следующий день разбойники пустились в путь, следуя за Мимом к Амон Руд. А холм этот стоял на окраине верескового нагорья, что поднималось между долин Сириона и Нарога; высоко над каменистой равниной вознесся его гребень, но крутая серая вершина оставалась голой, лишь алый серегон плащом одевал камень. Когда же приблизились люди Турина к холму, луч заходящего солнца пробился сквозь облака и озарил гребень; а серегон

был весь в цвету. Тогда один из разбойников молвил:

– Кровью обагрена вершина.

Но Мим провел разбойников тайными тропами вверх по крутому склону Амон Руд и, помедлив перед входом в пещеру, поклонился Турину и молвил:

– Добро пожаловать в Бар-эн-Данвед, Дом-Выкуп, ибо так отныне и зваться ему.

И вышел к ним еще один гном, неся факел; и, обменявшись несколькими словами, он и Мим торопливо вошли под своды пещеры и исчезли во мраке. Турин последовал за ними и оказался наконец в самых глубинах пещеры, в зале, где с потолка свисали светильники, подвешенные на цепочках, и бледные отблески дрожали на стенах. Там увидел Турин Мима: гном стоял на коленях перед каменным ложем у стены и стенал, и рвал на себе бороду, выкликая непрестанно одно и то же имя, а на ложе покоился неподвижно третий гном. Турин приблизился к Миму и предложил свою помощь. Тогда Мим поднял на него взгляд и молвил:

– Помощь здесь бессильна. Это Кхим, сын мой; он мертв, пронзен стрелою. Он умер на закате. Так сказал мне сын Ибун.

Тогда Турин преисполнился сострадания и молвил:

– Увы! Я бы отозвал эту стрелу, кабы мог. Теперь дому сему и впрямь зваться Бар-эн-Данвед, и если когда-нибудь обрету я богатство, золотом заплачу я тебе выкуп за смерть сына, в знак моей скорби, пусть золото и не порадует более твоего сердца.

Тогда поднялся Мим и долго смотрел на Турина.

– Я выслушал тебя, – сказал он. – Ты говоришь как гномий владыка древних времен: дивлюсь я тому. Теперь поостыло мое сердце, хотя и нет в нем радости. В этом доме волен жить ты, коли хочешь; ибо я намерен заплатить свой выкуп.

Так Турин поселился в тайном убежище Мима на Амон Руд; и прошелся он по полоске зеленого дерна перед входом в пещеру, глядя на восток, и на запад, и на север. К северу обратил он взор, и различил вдали лес Бретиль, поднимающийся вверх по склонам Амон Обель зеленым кольцом; опять и опять глядел он в ту сторону, сам не зная, почему, ибо сердцем стремился он скорее на северо-запад: там, за бессчетными лигами у самой границы небес он словно бы различал Тенистые горы, стеной оградившие его дом. Но вечером, когда закат окрасил небеса, взгляд Турина обратился к западу: багровое солнце склонялось к горизонту, погружаясь в туманную дымку, нависшую над далеким побережьем, а между ним и морем тонула во мраке долина Нарога.