Сильмариллион

И вот отряд королевских дружинников прорвался сквозь ряды орков, и Тургон мечом проложил путь к брату. Говорится, что радостной была встреча Тургона и Хурина — Хурин же сражался бок о бок с Фингоном в самой гуще битвы. В сердцах эльфов вновь вспыхнула надежда, и в этот самый миг, в третьем часу утра послышался наконец звук труб Маэдроса — его армия подходила с востока, и знамена сыновей Феанора взвились в тылу врага. Говорят некоторые, что даже тогда победа могла бы остаться за эльдар, если бы все войска их остались верны; ибо орки дрогнули, натиск их был остановлен, и многие уже обращались в бегство. Но, как только авангард Маэдроса обрушился на орков, Моргот двинул в бой свои последние силы, и Ангбанд опустел. Явились волки и волчьи всадники; явились балроги и драконы, был там и Глаурунг, отец драконов. Велика была сила и мощь Великого Змея, ужас следовал за ним по пятам, дыхание испепеляло эльфов и людей; и он вклинился между воинствами Маэдроса и Фингона, отрезав их друг от друга.

Но ни волк, ни балрог, ни дракон не помогли бы Морготу достичь задуманного, если бы не предательство людей. В этот час обнаружился заговор Улфанга. Многие восточане дрогнули и обратились в бегство, ибо сердца их оказались во власти страха и лживых посулов, но сыновья Улфанга неожиданно переметнулись к Морготу и атаковали Маэдроса с тыла, и, среди всеобщего смятения, ими же созданного, подобрались к самому знамени Маэдроса. Но не суждено было предателям получить обещанную Морготом награду, ибо Маглор сразил Улдора проклятого, главаря изменников, а сыновья Бора, прежде, чем пали сами, убили Улфаста и Улварта. Однако подошли новые воинства злых людей: их призвал загодя Улдор и держал до поры в укрытии среди восточных холмов. Теперь армия Маэдроса подверглась нападению с трех сторон, ряды эльфов были расстроены, и воины рассыпались в беспорядке. Однако судьба хранила сыновей Феанора: никто из них не погиб, хотя все были ранены. Братья соединились, собрали вокруг себя уцелевших нолдор и наугрим, мечами прорубили путь из битвы и бежали далеко на восток, к горе Долмед.

Дольше всех восточных армий выстояли гномы Белегоста; за то прославлены они в веках. Ибо наугрим выдерживали огонь лучше, нежели эльфы или люди; к тому же в обычае их было надевать в битву огромные устрашающие маски, и маски эти сослужили гномам хорошую службу, защитив от палящего дыхания драконов. Если бы не наугрим, Глаурунг и его племя сожгли бы уцелевших нолдор. Но гномы окружили разъяренного дракона тесным кольцом, и даже прочная драконья броня не вполне защитила чудовище от их могучих топоров. Когда же Глаурунг в ярости поворотился и поверг на землю Азагхала, правителя Белегоста, и подмял его под себя, последним своим ударом Азагхал вонзил кинжал ему в брюхо и ранил его; и Глаурунг бежал с поля боя, и все злобные твари Ангбанда в панике последовали за ним. А гномы подняли тело Азагхала и вынесли его из битвы: медленно шагали наугрим и низкими, глубокими голосами пели погребальную песнь по обряду своей страны, и не обращали внимания на врагов; и никто не посмел остановить их.

А на западном участке на Фингона и Тургона хлынул поток врагов, втрое превышающий поредевшие рати эльфов. Был там Готмог, Предводитель Балрогов, войсководитель Ангбанда: его армия черным клином врезалась между эльфийскими воинствами, отбросив Тургона и Хурина к Топям Серех, а Фингон оказался в кольце врагов. И бросился на него Готмог: мрачная то была встреча. И вот Фингон остался один среди поверженной своей дружины, и бился он с Готмогом, пока не подобрался сзади еще один балрог и не захлестнул его огненной плетью. Тогда Готмог зарубил Фингона своим черным топором, и из рассеченного шлема Фингона взметнулось белое пламя. Так пал Верховный король нолдор, и враги булавами вбили его тело в грязь, а королевское знамя, синее с серебром, втоптали в лужу его крови.

Битва была проиграна; но Хурин, Хуор и немногие уцелевшие из дома Хадора еще сражались плечом к плечу с Тургоном из Гондолина, не отступая ни на шаг; и полчищам Моргота не удавалось отбить ущелье Сириона. Тогда молвил Хурин Тургону: «Уходи, владыка, пока есть время! Ибо в тебе заключена последняя надежда эльдар, и пока стоит Гондолин, в сердце Моргота будет жить страх».

Но отозвался Тургон: «Недолго теперь оставаться Гондолину сокрытым от чужих глаз, а, как только обнаружат город, суждено ему пасть». Тогда заговорил Хуор и молвил: «Однако ж, если выстоит город еще немного, тогда из дома твоего явится надежда для эльфов и людей. Вот что я скажу тебе, владыка, в смертный мой час: хотя расстаемся мы сейчас навсегда, и не увижу я вновь твоих белокаменных стен, от тебя и меня родится и взойдет над миром новая звезда. Прощай!»

А Маэглин, сын сестры Тургона, стоял тут же и слышал эти слова, и крепко их запомнил; но промолчал он, по обыкновению своему.