Сильнее боли

— А Голубев, значит, проверил, — после того как отец Тараса закончил рассказ, сказала Галя. — На нас… Дикость!

– Не думаю, что на вас, — печально покачал головой бывший летчик. — Наверняка вы были не первыми. Но его можно все-таки как-то понять…

– Понять?! — воскликнул молчавший до сих пор Тарас. Похоже, рассказ отца потряс его, он выглядел обалдевшим и в то же время донельзя возбужденным. — Да как можно понять эту мерзость, эту гадость, эту… — Тарас захлебнулся возмущением и закончил, почти крича: — Но ведь ты же не стал этого делать! Ведь тебе это было противно, отвратительно! А ведь он твой друг! Почему же он смог?!

– Не забывайте, что Кир — инвалид! — стукнул кулаком по колену отставной майор. — И не просто инвалид, без руки или ноги, а человек, навечно прикованный к инвалидному креслу! Он полностью потерял способность двигаться. Шевелятся лишь голова и руки. Вы можете представить себя на его месте?

Галя попробовала, но ей стало жутко. Она даже поболтала ногами, чтобы убедиться в их способности двигаться. А Тарас угрюмо буркнул:

– Ну и что?

– А то, что ему, видимо, хотелось испытывать то, что чувствует здоровый человек.

– Ясно мне, что он хотел испытывать, — снова буркнул стремительно вдруг покрасневший Тарас.

Галя сразу поняла, что он имел сейчас в виду и что именно вспомнил. Конечно же, их первую встречу. И она внезапно поняла, что отец Тараса наверняка прав. Теперь стало ясно, зачем было нужно то, чему она не могла найти объяснения. Но ей все же оставалось непонятным другое, о чем она и спросила:

– А убийства? Это тоже хотелось испытывать несчастному инвалиду? Боль, страх, чувство беспомощности, унижение — это ему тоже было в кайф?

– Наверное, — очень тихо ответил отец Тараса и опустил голову.

– Тогда он не просто инвалид, ваш ведомый. Он моральный урод.

Бывший летчик вскинул на Галю полные боли глаза, но промолчал.

– И он тем более урод, — добавил Тарас, — что использовал в своих забавах ребенка.

– Наверное, вы правы, — вновь потупив взгляд, сказал его отец. — Нет, вы, конечно же, правы. И я очень долго не мог поверить, что это делает именно Кирилл. Когда с тобой стали происходить странные вещи, я догадался, что это такое. Не сразу, но достаточно быстро. Вот только на Кира подумать не мог. Я предположил, что мы с ним не одни такие и что так развлекается кто-то еще. Я думал так достаточно долго. Ведь я сразу проверил, кому принадлежит дача, на которой… все началось.

Галя внезапно вспыхнула и прижала к щекам ладони. До нее только сейчас дошло, что отец Тараса пережил то же самое, что и его сын! То есть и то, что делали они с Тарасом на той самой даче. Да и не только там. Получалось, что теперь все, даже самое интимное, что произойдет у них с Тарасом, будет знать, ощущать, видеть, чувствовать и его отец? Дикость!.. С ними всегда теперь, даже в постели, станет невольно присутствовать третий… Дикость, дикость, дикость!

Между тем бывший летчик продолжал:

– Дачный участок был записан на какую-то женщину с незнакомой фамилией. И я уверился, что Кир тут ни при чем. Первое подозрение закралось во время взрыва. Так могли взорваться только боеприпасы. А когда прошла очередная репликация и я понял, что ты видел в погребе ракеты класса «воздух — воздух», я уже был почти уверен, что это Кир. Гнал от себя эту мысль, придумывал какие-то нелепые гипотезы, но все-таки знал уже, что Кирилл стал не тем, кого я помнил, с кем летал в паре…

– Но почему там оказались ракеты? И как ты сам выжил после такого взрыва? — воскликнул Тарас.