Сильнее смерти

К о л о м и е ц. Я — номер девять тысяч…

Л е о н и д. Папаша, есть же у вас имя, отчество, фамилия.

К о л о м и е ц. Все было. Был некий сгусток одухотворенной материи, именуемой Коломийцем Никитой Васильевичем. Доктором медицины. Заведующий кафедрой нейрохирургии Киевского медицинского института. Остался сгусток неодушевленной материи за номером девять тысяч семьсот двадцать четыре. Вот и все, господа. (Идет.)

Шурик выходит из-за шкафа.

Л е о н и д. Погодите, папаша!

К о л о м и е ц (останавливается). Что вас еще интересует? Сидел в лагере. Среди таких же бывших… врачей, артистов, педагогов. Переносил городские нечистоты на поля орошения и ждал своей очереди. Рассчитал с большой долей вероятности, что она наступит через месяц, когда окончательно обессилею. И вдруг фортуна улыбнулась. Ущемленная паховая грыжа у начальника лагеря. Далеко от города, на охоте. Пока довезли — положение тяжелейшее. Немецкие коллеги спасовали. Отыскали меня. Оперировал. Он выжил. Сегодня меня освободили. А остальные номера, по десять тысяч включительно, ждут своей очереди. Иду по Киеву, мертвый город… Только у стадиона — толпы людей. Облава? Бабий Яр? Нет, матч… Киевляне — немцы. Пошел вслед за толпой. (Оглянулся, тихо.) И знаете, что я почувствовал там, на трибунах? Киев не совсем уж мертвый город, господа!

О л е г. Спасибо вам, отец…

К о л о м и е ц. Избавьте от благодарностей. Благодарить должен я. Мне казалось, во всем мире остались только завоеватели и номера. От первого до многих миллионов. А увидел, как вы отважно на поле боролись с завоевателями, — впервые за много месяцев начал в этом сомневаться. Вы вызвали у сгустка материи чувство сомнения, господа, и еще кое-какие чувства, в которых я пока еще не могу разобраться.

П е т р. Мы благодарим вас, товарищ!

К о л о м и е ц. Как вы сказали? Товарищ?! (С рыданием в голосе.)

То…ва…рищ!

Из репродуктора доносится шум. Свисток.

Л е о н и д. Стоит игра свеч, Петро?

Быстро входит  К р а у з е. Шурик шмыгнул за шкаф.

К р а у з е. Оглохли? На поле! (Коломийцу.) А ты кто?

К о л о м и е ц (согнувшись). Я номер девять тысяч семьсот двадцать четыре.

К р а у з е (взмахнул кулаком). Пошел вон, свинья!

Леонид делает движение к Краузе.

П е т р (сквозь зубы). Спокойнее, Леня, спокойнее… Здесь Шурик.

К р а у з е. Пошел вон!

К о л о м и е ц (вобрав голову в плечи). Слушаюсь, господин. (Выходит.)

К р а у з е. На поле! И запомните: первый мяч — на десятой минуте! (Выходит.)

П е т р  и  Л е о н и д  медленно выходят за ним.

О л е г. Шурик!

Ш у р и к  выходит из-за шкафа.

Помоги мне.

Ш у р и к. Нельзя, Олег Николаевич. Доктор приказал лежать.

О л е г. Ближе, Шурик. (Опирается ему на плечо, делает несколько шагов, стонет. Опускается на диван.)

Ш у р и к. Все лицо у вас покрылось потом… Я побегу…

О л е г. Нельзя. Тебя заметят. Не каждый парнишка носит морскую форму. Сиди здесь.

В коридоре появляются  Г р е т а  и  К а т я. Катя — невысокая блондинка. Губы ярко накрашены, брови и ресницы подведены.

Г р е т а. Ну, как тебе нравятся наши мальчики?

К а т я. Чудесные ребята, чудесные.

Г р е т а. Я бы сама не прочь провести несколько вечеров с Генрихом Юнге. Потрясающий мужчина! Он, между прочим, так и пожирал меня глазами. Но мой дружок Краузе страшно ревнив. Хочешь, я познакомлю тебя с Генрихом?

К а т я. С удовольствием, Верочка, с большим удовольствием.

Г р е т а. Зови меня Гретой… У них, кроме всего остального, до черта всяких безделушек, вроде этой. (Показывает на свои серьги.) И они не скупятся.

К а т я. Ах, как интересно, Греточка, как интересно!

Г р е т а. Хорошо, Катрин, что мы с тобой сразу нашли общий язык… Смотрю, идет навстречу девушка. Катя и не Катя. Ты ведь до войны не красила губы?

К а т я. Нет.

Г р е т а. И не подводила глаза?

К а т я. Стала умнее, Греточка, стала умнее.

Г р е т а. А помнишь, как ты громила меня на собрании в школе, когда я пришла с ярким маникюром? Ты была тогда комсоргом…

К а т я. Ах, Греточка, не будем вспоминать о прошлом. Не будем вспоминать.

Г р е т а. Конечно. Ну его к черту! На тебя тоже косо смотрят наши «дорогие» соотечественники?

К а т я. Косо, Греточка, косо.

Г р е т а. Идешь по городу, чувствуешь сзади чей-то взгляд. Оглядываешься — какая-нибудь нищенка. И так смотрит! Да еще плюнет, мерзавка, за спиной.

К а т я. Плюют, Греточка, плюют.

Г р е т а. А на заводе! Ночью только на овчарок надежда… Да, знаешь, Катрин, на моем заводе работает Олег Левченко. Помнишь его?

К а т я. Конечно.

Г р е т а. Хочешь на него посмотреть?