Силуэты. Еврейские писатели в России XIX – начала XX в.

Интересен и литературно-художественный сборник «Помощь евреям, пострадавшим от неурожая» (М., 1901) под редакцией Гольдовского. Помимо произведений Максима Горького, Владимира Короленко, Николая Гарина-Михайловского (1852-1906), Константина Бальмонта (1867-1942), Семёна Юшкевича (1868-1927), стихотворения Семёна Надсона «Я рос тебе чужим, отверженный народ…», обращает на себя внимание остро публицистическое письмо Эмиля Золя «В защиту евреев» в переводе Рашели Хин. Супруги собирали материалы и для несостоявшегося, к сожалению, сборника «Рассказы еврейских писателей», хотя и сагитировали Горького на самую горячую поддержку своего начинания. Они и сами пестовали еврейские таланты: Гольдовский, в частности, материально поддержал писателя Семёна Юшкевича, который, в свою очередь, сделал его прототипом героя одной из своих пьес.

Бедственному положению евреев в империи посвящена книга Гольдовского «Евреи в Москве. Страница из истории современной России» (Берлин, 1904). Речь идёт здесь о высылке из столицы по приказу великого князя Сергея Алексадровича (1857-1905) огромного числа иудеев, в том числе тех, кто жили там по 20-30, а то и по 40 лет. Полиция свирепствовала, устраивая ежедневные и еженощные облавы, выхватывая из толпы на улицах людей, даже только похожих на евреев. А изобличитель иудея-нелегала поощрялся суммой, равной награде за донос на двух грабителей (!). «Измученное и раскрытое беде еврейское сердце не вмещает горя!» – восклицает автор.

Однако, подчёркивает Гольдовский, репрессиям подверглись даже и не столь многочисленные оставшиеся в Москве иудеи. Он свидетельствует о запрете властей открыть синагогу на Солянке, о закрытии, несмотря на ходатайства еврейской общины, 9 молелен, Александровского еврейского ремесленного училища, школы Талмуд-Торы на Солянке и т. д. А чего стоит принуждение евреев указывать на вывесках города, помимо фамилий, свои уничижительные имена: Шлёмка, Йоська, Срулька, причём крупным жирным шрифтом! Или же в официально-деловых документах непременно писать «Еврей такой-то», заменяя тем самым пресловутую жёлтую звезду на средневековых плащах. «Что это, как не систематическое опозорение целого класса тружеников! – восклицает автор. – Человеческий разум отказывается постигнуть, как можно жить одновременно в конце XIX столетия и в эпоху Испанской инквизиции… почему затмение сердец так продолжительно, и где загадка этой бесконечной злобы, изобретательной и неослабевающей по отношению к измождённому, униженному, поверженному в прах брату, который поклоняется тому же Богу».

Гольдовский был убеждённым либералом, и еврейский вопрос служил для него инструментом борьбы с царской реакцией вообще. Он стоял у истоков партии Конституционных демократов и в 1904 году отправился в Петербург, где будущее России обсуждали 118 ведущих политических деятелей под председательством Ивана Петрункевича (1843-1928), Петра Милюкова (1859-1943) и Максима Винавера (1863-1926). Вошёл Гольдовский и в возглавляемое Павлом Милюковым Центральное бюро «Совета союзов» – политическую организацию прогрессивной интеллигенции, созданную на съезде 8-9 мая 1905 года в Москве и объединявшую 14 профессионально-политических союзов.

Царский манифест был воспринят Гольдовскими с необыкновенным воодушевлением. «Когда я, задыхаясь от радостных слёз, дочитывала вслух эти чудотворные слова, – записывает Хин в дневнике 17 октября 1905 года, – я себя не узнавала. И не я одна, а все мы. Мы плакали, целовались, смеялись. Мы наскоро оделись… Улицы были неузнаваемы… У всех радостные лица… У всех в руках манифест. Читали группами».

Но вскоре Рашель и Онисим стали непосредственными свидетелями кровопролития в Москве, учинённого чёрной сотней, науськанной на избиение интеллигентов и евреев. Дома они укрывали раненного громилами студента, чудом уцелевшего от нападения разъярённых охотнорядцев. В окна их квартиры полетели камни. И только драгуны, вызванные к месту происшествия знакомым околоточным, спасли семью от неминуемой гибели.

И вот охотнорядцами убит революционер Николай Бауман (1873-1905), и Онисим Борисович в составе делегации от Совета Союзов едет к московскому генерал-губернатору, просит, настаивает, требует, чтобы на его похоронах не было ни полиции, ни драгунов, ни казаков; утверждает, что рабочие будут сами сохранять порядок. Гольдовские наблюдают за процессией с балкона гостиницы «Националь». «Этого никогда нельзя забыть. И описать нельзя! – восклицает Рашель. – Невиданное зрелище. Процессия… тянулась целый час. Участвовало в ней, говорят, 100 000 человек… Флаги, флаги, флаги!»

Однако в том же 1905 году, когда революционные события вызвали небывалый подъём реакции и по империи прокатилась новая волна погромов, Гольдовские решили оставить Россию и уехать за границу. Рашель задержалась там надолго, а вот Онисим вернулся домой уже через год. И причиной тому стало, как потом узнала Хин, новое сердечное увлечение мужа, о чём, однако, она в своём дневнике предпочла не распространяться.