Сильвандир

— Зачем, — спросила Сильвандир, два или три раза взглянув на крепостные стены, — зачем вы показываете мне это отвратительное сооружение?

— Именно здесь, душа моя, я пробыл целых одиннадцать месяцев, покамест вы искали меня по всему свету, — отвечал шевалье.

Сильвандир состроила прелестную гримаску, словно желая сказать:

«Черт побери! Как бы ни был любезен комендант, сидеть в этом каменном мешке, должно быть, не слишком весело».

— О да, — продолжал Роже, словно угадывая мысли жены, — о да, я тут очень страдал, и не столько оттого, что был в заточении, сколько оттого, что был вдали от вас.

— А мы-то и не подозревали, что вы томитесь здесь! — воскликнула Сильвандир.

Это «мы» показалось шевалье просто очаровательным.

На следующий день супруги д’Ангилем прибыли в Лион, где задержались дня на два или на три. Шевалье, неизменно внимательный к жене, не мог допустить, чтобы она чересчур уставала в дороге.

За эти дни Роже и Сильвандир побывали в церкви Богоматери Фурвьерской, куда они ездили на поклонение к одной из самых прославленных французских мадонн, чье предназначение — поддерживать любовь и согласие между супругами, ежели таковые царят между ними, и возрождать согласие и любовь, ежели их больше нет.

Читатель, разумеется, понимает, что то была ненужная предосторожность, поскольку дело касалось Роже и Сильвандир: ведь они страстно любили друг друга и могли не опасаться, что их взаимная привязанность внезапно ослабеет.

После своего пребывания в Лионе, которое ничем не отличалось от их пребывания в Шалоне, супруги покинули вторую столицу Франции; они продолжали свое путешествие и ненадолго останавливались в Балансе, Оранже, а затем в Авиньоне.

Как было не заехать в Авиньон?! Как было, попав туда, не посетить источник в Воклюзе?! Да это было бы кощунственным преступлением против поэзии!

А ведь в те времена любовь была как нельзя более поэтичной и весьма пасторальной, влюбленные той поры восторженно любовались холмами, долинами, источниками… Читайте «Астрею» и «Клеопатру»!

Итак, наши супруги совершили паломничество к источнику в Воклюзе, подобно тому как незадолго до того они совершили паломничество к Богоматери Фурвьерской в местный собор; после этого Роже всю дорогу называл Сильвандир своей дорогой Лаурой, а она называла его своим прекрасным Петраркой.

Нищие, которым они подавали милостыню, умилялись при виде этой образцовой супружеской четы.

Продолжая свое путешествие, Сильвандир и Роже прибыли в Арль. Им хотелось осмотреть знаменитые развалины — главную достопримечательность города, который одно время оспаривал у Византии титул владыки мира. Если бы не мистраль, то, по мнению ученых мужей, Арль ни в чем не уступал бы Константинополю.

Однако в это время жителей города куда меньше занимало то, что происходило в древности, нежели то, что случилось всего две недели назад.

Некий почтенный буржуа из Арля, на беду, сочетался в свое время браком с женщиной, чей нрав, судя по всему, сильно отличался от его собственного; он уже не мог долее сносить тяготы, омрачавшие из-за такого несходства темпераментов его семейную жизнь, и надумал сделаться вдовцом. Сделаться вдовцом — дело нехитрое, главная трудность заключалась в том, как придумать для этого такой способ, который уберег бы новоиспеченного вдовца от строгости законов.

И вот какой способ придумал сей достойный житель Арля, чтобы достичь своей цели.

У него был на берегу Роны загородный дом, который очень нравился его супруге, и она имела обыкновение ездить туда каждое воскресенье. Обычно эта дама отправлялась туда не в карете, а верхом на прелестном маленьком муле, украшенном необыкновенно красивой сбруей: о нем, как говорили в окру́ге, все заботились почти так же, как о муле самого папы Римского. Что же сделал убийца? Целых три дня перед воскресной поездкой жены он не давал несчастному животному воды; в воскресенье утром дама пустилась в дорогу в сопровождении мужа, на сей раз также пожелавшего прокатиться за город; она, как всегда, ехала верхом на муле; измученный жестокой жаждой, мул, едва завидев Рону, пустился галопом к воде: он мчался так стремительно, что его невозможно было удержать, и бросился в реку очертя голову — так бросается в озеро загнанный олень, которого преследует свора собак. К несчастью или к счастью — в зависимости от того, на чью сторону станет читатель или читательница: на сторону мужа или жены, — Рона в этом месте течет очень быстро, поэтому мул и сидевшая на нем дама были подхвачены и унесены течением, а так как река здесь — опять же к счастью или несчастью — не только стремительна, но и глубока, то оба почти тотчас де исчезли в волнах, а безутешный муж — горе, видимо, приковало его к берегу — испускал громкие вопли, отчаянно размахивал руками и звал на помощь, втайне надеясь, что никто не придет на его зов.

Его надежда исполнилась. И дама и мул утонули. Муж сильно убивался из-за потери мула, однако в особых обстоятельствах надобно идти на жертвы.