Признания были получены под пытками. Две недели над тамплиерами работали лучшие дознаватели короля Филиппа во главе с его личным духовником, доминиканским монахом Гильомом Парижским. Их лишали сна, морили голодом, держали в кандалах, запирали и избивали. Некоторых пытали огнем или растягивали на дыбе. Их физически и психологически ломали до тех пор, пока они не согласились признать свою вину. Длинную вереницу запуганных людей провели перед учеными и заставили дать показания. Один за другим они зачитывали свои признания. Затем их отводили обратно в камеры. Два долгих дня ученые наблюдали это чудовищное представление, и, когда они наконец разошлись по своим кафедрам, страшные истории де Моле и его братьев продолжали звенеть у них в ушах. Однако это был не последний раз, когда ученым пришлось услышать о тамплиерах. Вскоре им предстояло вынести свое официальное суждение по существу дела.
Хотя на аресты и выбивание признаний из тамплиеров ушло меньше трех недель, вскоре дело полностью вышло из-под чьего бы то ни было контроля. Тогдашний папа Климент V (пр. 1305–1314), слабый и бесхарактерный человек родом из Гаскони, получил свой пост под политическим давлением Франции с расчетом, что в дальнейшем он будет напрямую подчиняться Парижу, и весь срок своего папского правления провел во Франции[728]
. Впрочем, даже Климент не мог безропотно позволить светскому правителю уничтожить тамплиеров. Он попытался остановить Филиппа, заявив, что должен сам расследовать злодеяния тамплиеров и для этого намерен изучить их деятельность во всех королевствах западного христианского мира[729]. Начались два параллельных расследования – одно в отношении личных преступлений отдельных тамплиеров, другое в отношении ордена в целом. Потребовалось несколько лет, чтобы получить нужные сведения из таких отдаленных мест, как Ирландия и Кипр. За это время тамплиеры во Франции смогли организовать коллективный юридический ответ.В ходе расследования обе стороны снова обратились в Парижский университет. Примерно в начале февраля 1308 г., через три месяца после первых арестов, доктора и магистры университета получили анонимное открытое письмо, известное как «Плач о тамплиерах». Автор послания с возмущением писал, что аресты тамплиеров произведены спонтанно и незаконно, что многие из них умерли под пытками, а их тела были затем тайно похоронены, и что выдвинутые против ордена обвинения лживы, нелогичны и абсурдны. В письме сообщалось, что во время ареста французских тамплиеров около сотни братьев томились в тюрьме в Египте, раз за разом отказываясь от предложений принять ислам, чтобы обрести свободу, – вряд ли подобное поведение характеризовало их как безбожных мерзавцев. Письмо, написанное, вероятно, обычным священником, резко осуждало избранную французским правительством тактику запугивания[730]
. Однако оно повлекло – или, возможно, прямо спровоцировало – закономерную ответную реакцию.В конце февраля университетским регентам и магистрам теологии прислали от имени короля семь формальных вопросов. Витиеватым протокольным языком магистров просили высказать коллективное мнение о некоторых спорных пунктах, касающихся права – или долга – французской короны преследовать еретиков и отступников на французских землях. Ученых просили рассудить, имеет ли светский правитель «обязанность или дозволение» принимать меры, когда он «слышит, что имя Господне подвергается хулению, а еретики, раскольники и прочие безбожники отвергают католическую веру». Их просили обдумать, следует ли судить тамплиеров – «неслыханную секту, объединившую великое множество людей столь ужасных и столь отвратительных», – по светскому закону как рыцарей или согласно каноническому праву как служителей церкви. Их спрашивали: если «пятьсот с лишним» тамплиеров к тому времени сознались в своих преступлениях, означает ли это, что орден следует считать безнадежно погрязшим в разврате и безбожии, и можно ли узнать, как глубоко проникли эти злоупотребления, если известно (так, во всяком случае, утверждалось), что они начались в ордене уже давно и продолжались вплоть до недавнего времени[731]
. Эти и другие наводящие вопросы были поставлены перед парижскими теологами с явным намерением заручиться их дальнейшей интеллектуальной поддержкой в решении вопроса, который на самом деле уже решил монарх.