Силы неисчислимые

В сенях у окна пристроился пожилой мужик в потертой свитке, в выцветшей ушанке. На подоконнике на узорчатом платке аккуратно разложена еда. Не обращая на нас внимания, незнакомец старательно натирает поджаренную хлебную корку чесноком, прилаживает к ней добрый ломоть сала.

— О це дило, друже, — одобряет Рева, — чеснок, да сало, да селянский ржаной хлеб — найкращий в свити продукт для партизана. Может, не поскупишься да угостишь приезжих, землячок?

Тот от неожиданности вздрагивает, оборачивается и деликатно отзывается:

— День добрый, товарищи.

Рева, как всегда, не ожидает, когда его начнут угощать, одной рукой обнимает незнакомца, а другой тянется к снеди, успевая при этом приговаривать:

— Сразу видать землячка-украинца…

Но землячок не так-то прост. Тихонечко прижимается спиной к подоконнику, отводя в сторону руку непрошеного гостя. И тут Рева замечает в углу длинный кнут.

— Это твоя лошадь у крыльца?

— Моя. А что?

— Головотяп ты, а не возница!

— А я и не возница вовсе.

Я внимательно всматриваюсь в человека. У него белые-белые волосы, а лицо моложавое, гладко выбритое, с ясными серыми глазами.

— Кто же ты? — не унимается Рева.

— Я — Таратуто Николай Васильевич, будем знакомы, — сует нам по очереди руку незнакомец. Делает он это так невозмутимо, будто его имя здесь всем прекрасно известно.

— Плохо тебя командир обучает, — говорит Рева и все-таки ухитряется стянуть с подоконника аппетитный кусочек.

— А я сам командир Хинельского партизанского отряда.

Это настолько неожиданно, что Рева, уже начав было жевать, обратно кладет еду. Пытается шуткой прикрыть свое смущение.

— Ну як же так, землячок, так бы сразу и говорил. Я же сразу узрел, что передо мной не простая людына…

Вместе идем в комнату. Я все вспоминаю: Таратуто — где я слышал эту фамилию? И вдруг вспомнил Гаврилову Слободу, старосту-предателя, его признание по поводу анонимок… Задаю обычные при знакомстве с новым командиром вопросы:

— Район хорошо знаете? Народ вас знает?

— Родился и вырос в этих местах. Работал здесь директором пенькозавода.

— В армии не служили?

— Нет, не служил, — ответ прозвучал без нотки сожаления.

— Скажите, а вы были директором завода в Новгород-Северске?

— Да.

— А у вас был такой — Фещенко?

— Был.

— А за что вы были под следствием?

Таратуто заметно встревожился.

— Да, арестовывали меня. Но потом разобрались, выпустили…

Я понимаю его тревогу. Сейчас, в условиях вражеской оккупации, не так-то просто выяснить причину ареста. Уже поэтому мы вправе были бы не доверять ему. Смотрю на погрустневшее лицо Таратуто, и волна возмущения снова переполняет грудь: одной анонимки, написанной мерзавцем, хватило, чтобы посадить хорошего, честного человека.

— Все же за что вы оказались в тюрьме?

— Кто-то оклеветал меня.

— Вы не знаете, кто именно?

— Нет.

Рассказываю ему историю, которая произошла в Гавриловой Слободе.

— Неужели тот самый Фещенко? — не верит Таратуто.

— Он принял нас за немецких чиновников и рассказал нам все до мельчайших подробностей. Мы его потом расстреляли.

Таратуто вытирает вспотевшее лицо.

— Значит, расстреляли? Спасибо вам, спасибо от живых и от мертвых!..

И вдруг мрачнеет:

— А вы знаете, все-таки не Фещенко на меня настрочил. Не мог он… Тут что-то не так.

— Это почему? — удивляюсь я.

— Потому, что, когда меня исключали из партии, он жарче всех защищал меня. А потом вместе с моей женой приезжал ко мне в тюрьму, добивался, чтобы передачу разрешили.

— Очередной трюк для отвода глаз. А вы и поверили…

— Да, — задумчиво говорит Таратуто. — Трудно даже себе представить такое.

Так состоялось наше знакомство с Николаем Васильевичем Таратуто, которого Хильчанский райком партии назначил командиром местного партизанского отряда.

Сложны характеры людей. Не каждого с первого взгляда разгадаешь. Когда мы в лесу повстречали Петракова и он сказал, что в прошлом был лесорубом, а в армии стал сержантом, мы сначала не поверили. Разухабистая походка, задиристый тон, вызывающая вольность обращения без учета должностей и званий исключали даже мысль о том, что перед нами армейский сержант. Но прошло время, и мы увидели, что это очень исполнительный и волевой человек. Теперь он лучший командир взвода. Взвод у него такой, что может сражаться за целую роту.