Гениальное предисловие

Итак, будем знакомы. Меня зовут Бенджамин Лавелло, но вы ведь и так это знаете, верно? Гений, гордость нации, французский Моцарт, невероятное дарование, уникальный талант, легенда… Все это про меня. И все это – ничуть не преувеличение.

Хех.

Прежде чем вы начнете читать сие произведение, пропитанное моими потом, кровью, вдохновением и гениальностью, я все же должен вас предупредить: оно не такое, как другие. Жалкие издателишки пытались заставить меня все в нем поменять и переписать начисто, ибо, по их узколобому мнению, роман, в котором нет кровавых убийств, сногсшибательных красавиц и стройного сюжета не купит никто. Ха! И еще раз ХА. Ведь раз вы держите эту книгу в руках, значит, я не зря показал им всем голую задницу. «Какого черта?!» – сказал я. – «Это книга моя и только мне решать, какой она будет!»

В общем, я издал эту книжку за свой счет и ничуть не жалею. Здесь в каждой букве, в каждой строчке – я. Это мои воспоминания, а воспоминания не могут идти строем, как солдаты. Они – нечто больше, черт возьми. Нечто большее.

Что ж, наслаждайтесь. И, если вдруг у вас возникнет неконтролируемое желание выразить мне свою благодарность, не пишите писем. Я не буду их читать, потому что, откровенно говоря, ваше мнение меня тоже не слишком-то волнует.

P.S. Моя жена Шанталь и наши малыши Бах, Моцарт, Бизе, Глюк и Шопен просили передать вам привет. Передаю.

Часть 1

Пожалуй, если бы эта история была посвящена моим родителям, я начал бы ее с того момента, когда они родились. Потом бы я написал о том, как они учились в школе, как встретились, поженились и бла-бла-бла… Но, к счастью, эта история совсем не о моих родителях – она обо мне! Так что, с вашего позволения, я начну ее с того момента, когда, собственно, начался я сам.

Это произошло в маленькой кладовке, где мой отец, маэстро булочек и импресарио батонов (а проще говоря, пекарь) хранил муку, сахар, бочки с медом, патоку, кленовый сироп, а также склянки со специями, орехи, соду, соль, уксус, сушеные фрукты и пару бутылочек апельсинового ликера. Собственно, именно их и пыталась найти моя мама. Она заглянула в ящик с сухофруктами, прощупала мешок соли, исследовала практически каждый уголок, однако обнаружить надежно спрятанные емкости с янтарной жидкостью ей так и не удалось. А все потому, что мой сообразительный отец коварно отвлек ее единственным способом, который тогда пришел ему на ум…

Догадываетесь, о чем я?

Что ж, тогда не будем вдаваться в подробности, кхем, процесса, пропустим последовавшие за ним неинтересные девять месяцев и, наконец, заглянем во 2 июля – день, когда на свет появился я.

P.S. К слову, ликер и теперь припрятан в большой плетеной корзине, да-да, там где мы храним грецкие орехи и мешочек с корицей. Но только тс-с-с, женщинам не слова…

* * *

Я был далеко не первым ребенком в семье: два брата и сестра меня опередили, однако ни одного из них отец не сделал своим любимчиком. Он, как человек истово верующий и при этом чудовищно суеверный, ждал особого знака!

И знак появился…

Боже, как бы мне хотелось, чтобы этим знаком, были небесные гром и молнии! Или пусть бы с неба спустилась парочка архангелов, которые бы громко меня благословили и улетели на небо, напевая псалмы. Увы, все оказалось гораздо проще. Знаком стала родинка. Крошечная клякса, форма которой напомнила отцу форму кунжутного семечка. Все бы ничего, вот только… О, Боже, дай мне сил… Об этом не так просто рассказать, так что, с вашего позволения, я начну издалека.

Каждый, кто был ребенком, наделенным хоть каким-то, пусть даже самым смешным и нелепым талантом, знает, что бывает, когда в дом приходят гости. Еще до того, как закипит пузатый чайник, а вслух будет высказана первая сплетня, счастливые родители тащат на «смотрины» кучу хлама, которую сотворило их небывало одаренное чадо. Годится все: заплесневелые фигурки из соленого теста, акварельные каракули, пластилиновые зайцы, тюльпаны из цветной бумаги, сдобренные щедрой порцией клея, и даже коллекция желудей. Есть и второй вариант: тебя отрывают от важных дел (например, от ковыряния в носу), запихивают в новый свитер и ставят на стул. Потом две минуты позора, четыре рифмованные строчки, жидкие аплодисменты, конфета, и ты свободен.

Со мной все было… чуть-чуть по-другому. А все потому, что злополучная родинка выскочила прямо на левой половинке моей, пардон, fesse¹!

Ну как? Уже догадываетесь, к чему я клоню? Нет? Что ж, хорошо… Каждый раз, когда к нам в гости приходили тети Мюриет и Жаклин, дядя Густав, мадам Бриньяр и еще черт знает кто, отец заставлял меня снимать штаны и демонстрировать родинку собравшемуся обществу. Вежливые гости, уже чуявшие запах свежих булочек с корицей, покорно наклонялись к моему заду и в течение двух-трех минут весьма неубедительно восхищались: «Oui², Серж, oui, у твоего сына определенно большое будущее».