Симфония убийства

Игнатьев был мужчиной. В том смысле, когда мы говорим: он — мужчина. Да, светлая голова и порядочное сердце. Если бы он знал, что к этому всему приложить бы немного хитрости, не профессиональной, а нормальной хитрости, с говнецом которая — сейчас бы был в министерстве как минимум. Но Сергей этого не знал, не имел даже одной-единственной мысли о карьере — ничего подобного за всю жизнь ему не приходило в голову. У него была простая идея — сделать город без крупных преступлений! Не получилось!

Звонок мобильного где-то внутри пиджака заставил вернуться в реальность…

Игнатьев слушал и бледнел — нашли Званцева! Нашли в канаве, лежал уже давно — собаки погрызли основательно. Но эксперт утверждает, что до собак кто-то перерезал ему горло…

«Бляха», — полковник не знал, что можно сказать в таких случаях. Брякнул свою «бляху» и положил телефон в карман. «Четвертый висяк», — мелькнуло в голове.

Остатки коньяка уже не лезли в Игнатьева. Оставив недопитую бутылку для страждущих, Сергей встал со скамейки и побрел из скверика. «Невозможно, невозможно — сплошное тихое, блин, счастливое спокойствие невозможно. Вот у них (Сергей не мог вспомнить страну), пожалуйста, преступления на минимуме, а самоубийств — пруд пруди. Что-то должно быть, это факт. Что-то обязано встряхивать людей! Обязательно должно существовать то, что людей заставит двигаться, думать, защищаться, нападать, решать, блин, вопросы… Может быть, тогда совсем не нужны карательные системы правосудия? Они не спасают — в человеке заложен ген насилия. Ген жажды превосходства. Значит, вся эта правоохранительная система существует только для того, чтобы уничтожать этот ген, спрятать его подальше… О, нет! Спрятать его подальше — это уже к церкви, это ее парафия. Пусть они и прячут… И этот сраный ген посидит-посидит в темноте и вернется, закаленный в своем безделии. Нет, церковь не годится никуда — так, на время дать затихнуть внутренней агрессии, и все! Ничего не понимаю! Мы боремся, они воспитывают, а ген живет себе и живет. И ничего с ним не поделать! Он, падла, лезет везде, сует свой нос и реализуется. А мы его по справедливости — вяжем, обезвреживаем и прячем в зоны. А он там, как и после батюшки, затаится и жирует до поры до времени. Не получается по справедливости, не получается…»

— Так, отставить! — вслух буркнул полковник и даже сам удивился этому. Он шел по городу и не понимал, куда. Цели никакой не было — была тяжелая потребность внутри. Внешне и город, и полковник были едины и неделимы. По улице шел мирный и беззаботный мужчина, который чуть-чуть, совсем чуть-чуть, ступал нетвердой ногой и слегка пошатывался, никому, впрочем, не мешая и не досаждая… Подвыпивший гражданин гулял по родному городу, который он любил, так как больше ничего толком любить было невозможно. Гражданин не принадлежал к обществу мечтателей — ему совсем не нравилось думать, а тем более мечтать, о Венеции-Менеции, о Париже-Мариже…

«Так, отставить… Сначала начинай, полковник… Справедливость не канает, ясно. А что вместо нее? Пофигизм? Так перережут всех подряд».

Тут Игнатьев вспомнил свою далекую поездку в Китай. Вроде бы как в город-побратим, что ли… Вспомнил даже сам город — Даньдун. Но на самом деле в Китае они пили, ели, катались по примечательностям, и все. Ну, были пару раз на каких-то конференциях по проблемам психологии преступного мира. Наверное, интересно было. Но ни Сергей, ни остальные из его команды не знали английского: что говорили, зачем говорили — все это пустым звуком отозвалось в голове и профессии Игнатьева. А сейчас он вспомнил забавный эпизод: в ночном летнем уличном кабачке разгорелась драка. Вернее, драки никакой не было — был крик, угрозы, скандал. Тогда, помнится, Сергей удивился равнодушной реакции китайских товарищей — все они были тамошними ментами — полицейские-милиционеры продолжали сидеть и потягивать какую-то сливовую гадость на спирту.

Хулиганье двумя группами стояли друг против друга на расстоянии метров пяти-шести и орали что-то грозное своим визави. Усталость в глотке дала себя знать, ор стихал и наконец затих совсем. Вид у парней был серьезный — у нас бы в девяностые стволы пошли в ход на второй минуте. Здесь, в Китае, после пятиминутного крика бандюганы разошлись.

Когда же все стихло, Сергей не выдержал и попросил одного из местных ментов (он немного знал русский) проконсультировать его по поводу случившегося. Китаец не сразу понял, долго переспрашивал, ему хором объясняли суть вопроса. Ответ тогда поразил Игнатьева: «Боятся подойти ближе друг к другу — неизвестно, кто из них владеет кунг-фу на победном уровне. В городе понятие черного пояса через одного — драка невозможна».

Всплывшая в памяти история только разозлила полковника: «Маркс долбаный… Как там у него: «Акт насилия можно преодолеть только еще большим актом насилия». Маркса он изучал, сдавал по нему зачеты, но никогда не любил.