Симона Байлз. Смелость взлететь. Тело в движении, жизнь в равновесии

– Если все разладится, Эшли и Тевин по крайней мере смогут нам позвонить, они уже достаточно взрослые.

Социальный работник сказал деду, что нас нельзя разлучать: иными словами, мы должны либо все вместе вернуться в Колумбус, либо остаться в Спринге. Для бабушки с дедом ответ был прост: мы вчетвером остаемся с ними. Но в следующие несколько месяцев стало ясно, что Эшли и Тевин стремятся жить с Шэнон, и было принято решение отправить нас всех в Огайо. Бабушка с дедушкой очень опечалились, что мы уезжаем, но молились за наше будущее.

«Я так привязалась к детям, – говорила бабушка годы спустя. – Так тяжело было прощаться с ними. Помню, мы надавали им кучу советов о самых разных вещах, особенно старшим. Говорили до самой последней минуты. Казалось, мое сердце полетело за двери следом за ними».

Следующей зимой дедушка на самолете отвез нас обратно в Колумбус. Странно, но нас не сразу поселили с Шэнон. Вместо этого служба защиты детей вернула нас в приемную семью, где мы уже жили когда-то. Социальный работник хотел проследить за нашим состоянием и убедиться, что Шэнон действительно готова заботиться о нас.

Жить вместе с ней мы так и не стали, потому что она раз за разом проваливала тесты на наркотики. Социальный работник говорил ей, что, если она успешно пройдет несколько тестов подряд, нам разрешат вернуться к ней. Но она не могла противостоять наркотикам. Наконец, после целого года метаний социальные службы лишили Шэнон родительских прав и отдали нас на усыновление. Дедушка хотел, чтобы мы вчетвером вернулись в Техас, но Эшли с Тевином отказывались уезжать из Огайо; им хотелось быть поближе к Шэнон. После долгих переговоров со службой защиты и с другими членами семьи было решено, что Эшли с Тевином переедут в Кливленд к старшей сестре деда тете Гарриет, и она их усыновит. А мы с Адрией вернемся в Спринг, к бабушке и деду. Теперь уже навсегда.

* * *

Вернув нас в Спринг и согласившись на удочерение, моя бабушка поступила так же, как некогда ее собственные родители. Она родилась в Белизе и выросла там же. У нее было две сестры и брат, и они росли в комфорте, как дети сенатора и одновременно главы местной католической церкви. Каждый день вся семья молилась под предводительством отца, а по воскресеньям они обязательно ходили в церковь. Благодаря службе отца в правительстве и продуктовому магазину, который их мать держала на нижнем этаже дома, бабушка Нелли ни в чем не нуждалась. Но у нее были двоюродные братья и сестры, а также другие члены семьи, которым повезло меньше. Ее мать забирала этих детей к себе в дом, если наступали трудные времена. Бабушка вспоминала, что росла в окружении кузин и кузенов, и они близки, как родные братья и сестры, по сей день. Я уверена, что свое большое сердце и преданность семье бабушка унаследовала от родителей.

В восемнадцать лет бабушка уехала из Белиза и поселилась в Америке. Ее отправили в школу-пансион в Сан-Антонио в Техасе, поскольку у родителей хватало денег, чтобы оплатить детям образование в США. Дедушка вырос совсем в другой среде, но ему тоже привили семейные ценности. Он был одним из девяти детей и жил в Кливленде. Окончив школу, пошел в военно-воздушные войска, и они с бабушкой познакомились, когда он служил на военной базе в Сан-Антонио. Бабушка оканчивала первый курс в колледже медицинских сестер «Инкарнейт Уорлд» и пошла с подругой на вечеринку. Дед был там со своим братом, и они разговорились. Самое любопытное, что моя бабушка вышла за деда, а ее подруга – за брата дедушки Рона!

Когда бабушка с дедом познакомились, Шэнон было пять лет, и она жила вместе с дедом в Техасе. Бабушка с дедом хотели ее удочерить, но мать Шэнон не согласилась отдать ее. Вскоре после их свадьбы мать Шэнон прислала за ней, желая вернуть дочь в Огайо. Теперь, все эти годы спустя, мы с сестрой повторяли ее путь в обратном порядке: ехали из Огайо в Техас.

Мы с Адрией вернулись в Спринг в канун Рождества 2002 года. Мне было пять лет, а сестре три. Бабушка поначалу немного тревожилась за меня: она заметила, что я стала настороженной. Я по-прежнему бегала и шумела, по-прежнему очень заботилась об Адрии, но разговаривала меньше. Через несколько лет бабушка сказала, что, по ее мнению, я боялась им доверять, ведь мы уже жили с бабушкой и дедом раньше, а они нас отдали. Она думала, я боюсь, что они с дедом отправят нас обратно в Огайо. Единственное, что я сама помню, – я была очень рада вернуться в Спринг. Это казалось мне настоящим рождественским чудом.