Симонов и война

Раньше эти слова шли так: они начинались на кадрах стоящих на Красной площади командиров, а затем переходили на стоп-кадр фотографии членов Реввоенсовета Республики, снятой в начале 30-х годов. Сначала фотография давалась полностью, а потом в ней затемнялись, исчезали те, кто погиб в 37–38-м годах, до войны. На фотографии было около тридцати человек; из них, примерно двадцать или двадцать два исчезало и только шесть или семь — оставалось.

На этом затемнении и шли последние слова текста о погибших не на войне, а в годы необоснованных репрессий.

Сейчас тот же текст положен на кадры людей, стоящих в строю на площади.

Текст не переменился, но, разумеется, эмоциональная сила этого куска сейчас не идет ни в какое сравнение с эмоциональной силой, достигнутой в первом варианте.

Здесь вопрос не только художественной слабости или силы куска, — это был один из наиболее сильных художественно моментов фильма. Но не это даже главное. А главное то, что тот же текст, положенный на эти кадры, которые были вначале, давал ощущение всей глубины и силы происшедшей в 37–38-м годах с армией трагедии, давал ощущение того, как много потеряла армия перед войной, в каком тяжелом положении она оказалась, заставлял почувствовать, чего мы лишились, в каком невыгодном положении оказались перед войной мы и в каком выгодном положении оказались благодаря этому немцы.

Размеры трагедии, происшедшей тогда и мера ее влияния на тяжелые для нас события начала войны были даны в фильме несравненно выразительнее при тех кадрах, которые были вначале, чем при тех кадрах, которые стоят сейчас. Хотя дикторский текст и не подвергался переменам.

Первоначально, во время работы над фильмом на этом тексте стояло три плана. Сначала фотография пяти маршалов, из которой затемнялись и исчезали трое — Тухачевский, Егоров и Блюхер. Потом фотография делегатов XVII съезда, с которой исчезли все, за исключением Ворошилова. Может быть, на этой фотографии были не все военные делегаты съезда, а только большая группа их, но, во всяком случае, из этой группы остался один Ворошилов. И после этого шла третья фотография — Военного совета, о которой я уже сказал.

Все эти фотографии были в первоначальном рабочем экземпляре фильма. Мы думали, спорили, искали необходимую меру вещей в этом эпизоде и в итоге пришли сами к убеждению, что следует оставить только одну фотографию с вытеснением из кадра тех, кто погиб — не педалируя это тремя фотографиями. И я думаю, что это было верное решение, связанное с правильным и точным чувством меры в этом сложном вопросе. Но то, что нам не удалось отстоять и то, что мы вынули этот единственный кадр — Реввоенсовета, я сожалею и считаю, что этим мы нанесли серьезный урон фильму, и, если бы у меня была к тому малейшая возможность, я бы этот кадр восстановил.

Мне уже пришлось столкнуться с разнообразными кривотолками вокруг этого фильма, и именно поэтому мне показалось полезным, внутренне окончательно ставя точку на этой работе, высказать мое собственное отношение к некоторым из проблем, связанным с работой над этим фильмом, и со всеми перипетиями его выхода на экран.

Февраль 1968 г.

Председателю Комитета по делам кинематографии

при Совете Министров СССР Романову А. В.

Многоуважаемый Алексей Владимирович!

Во время работы над фильмом «Если дорог тебе твой дом…» нами были засняты на пленку беседы с маршалами Советского Союза Жуковым Коневым, Рокоссовским и некоторыми другими военачальниками.

В фильм вошли лишь небольшие кусочки этих бесед. Все остальное находится в рабочем материале и могло бы быть смонтировано для показа членам Комитета, с тем чтобы в дальнейшем посоветоваться не только по поводу использования конкретно этих материалов, но и о проблеме организации ряда других исторических киноматериалов этого типа.

Думаю, что Комитету необходимо организовать создание целого ряда кинобесед с еще живыми, к нашему счастью, выдающимися участниками Великой Отечественной войны, великого подвига эвакуации на восток нашей промышленности и других важных исторических этапов жизни и строительства советского общества.

Учитывая развитие кино и телевидения, такого рода материалы в дальнейшем, несомненно, смогут использоваться как учебно-исторические и в системе высшего и среднего образования, не говоря уже о многих других возможностях.

Представим себе на минуту, что через 20, или через 30 лет, или через 100, после урока истории или в ходе этого урока, посвященного эпохе Великой Отечественной войны, со школьного экрана, или с экрана школьного телевизора, — не учитель, а маршал Жуков или маршал Василевский, расскажет школьникам-потомкам о битве под Москвой или о битве под Сталинградом. Ведь этому цены не будет.

Я прошу обсудить в Комитете этот вопрос, может быть, приурочив это обсуждение к годовщине Советской армии.