Символы превращения в мессе

Идеи вечного священства и «непрестанно» приносимой жертвы выводят нас к подлинному Таинству, превращению Евхаристических субстанций как третьему аспекту мессы. Идеи deipnon и thysia не предполагают и не содержат в себе никакого таинства, хотя, конечно, уже при огненном жертвоприношении сжигание жертвы, от которой остаются лишь дым да пепел, пишет примитивный намек на превращение субстанции в смысле ее спиритуализации. Однако этот конкретный аспект не находит в мессе никакого практического развития, обнаруживаясь лишь в форме вспомогательного по своему характеру каждения, т.е. фимиамного жертвоприношения. В то же время Таинство отчетливо проявляется в идее вечного священства «ordine Melhisedek» и в представлении о том, что «чрез Него непрестанно приносится Богу жертва». Проступание в жертвоприношении мессы некоего надвременного строя в качестве условия предполагает идею превращения в смысле чуда, происходящего vere, rcaliter» substantialiter (истинно, действительно, по существу), так как предлагаемые Дары изначально ничем не отличаются от природных объектов и даже должны быть определенными естественными субстанциями, природа которых известна каждому: хлебом из пшеничной муки и чистым, без примесей, вином. Равным образом и предлагающий Дары священник — совершенно обычный человек: хотя он и несет на себе «character indelibilis» священства, обладая поэтому полной властью предлагать жертву, поначалу он, тем не менее, еще не в состоянии служить орудием свершающегося в ходе мессы божественного самопожертвования9. Да и стоящие за его спиной прихожане до поры до времени еще не очищены от грехов: лишь позднее община верующих освящается и сама превращается в жертвенный дар. Ритуальное священнодействие мессы постепенно, шаг за шагом, преображает исходную ситуацию, в которой находятся Дары, священник и община, пока не достигается кульминационный момент — consecratio,— когда сам Христос, в качестве жертвующего и жертвуемого одновременно, устами священника произносит ключевые слова. В это мгновение Христос оказывается присутствующим во времени и пространстве. Но присутствие это — не новое его явление, и потому по своему смыслу сопsecratio — не повторение единожды свершившегося исторического акта, но, скорее, зримое проявление чего-то существующего в вечности, разрыв той завесы временнбй и пространственной обусловленности, которая скрывает от человеческого духа. вид Вечного. Это событие по необходимости таинство, так как оно за пределами человеческих способностей постижения и представления; это означает, что ритуал мессы по необходимости и в каждой из своих частей является символом. Но «символ» — не какой-то произвольно или же умышленно избранный для передачи того или иного известного и постижимого факта знак, а выражение сверхчеловеческого и потому лишь с оговорками постижимого содержания — выражение, конечно, антропоморфное, следовательно ограниченное и лишь с оговорками верное. Будучи наилучшим из возможных выражений, символ все-таки не достигает уровня обозначаемого им таинства. Месса есть символ именно в этом смысле. Приведу слова Й. Крампа, отца-иезуита: «По общему признанию, жертвоприношение есть символическое действие, т. е. принесение материального дара Господу не является самоцелью, но служит средством для выражения некоторой идеи. И при выборе этого средства выражения в игру вступает антропоморфизм в самых разных своих обличьях: человек подходит к Богу, как к себе подобному, можно сказать — так, как если бы Бог был человеком. Мы подносим Богу дар так же, как предлагаем что-либо в дар доброму другу или светскому правителю».

(Приношением этих даров распоряжается не священнослужитель: «То, что осуществляет их приношение, есть, скорее, святительная благодать. Ведь именно в этом и состоит смысл их приношения: в придании им святости. Тот же, кто всякий раз совершает священнодействие, есть ее [благодати] служитель; вот пому дары и их приношение всегда любезны Господу. Даже если служитель плох, это ничего не меняет ни в самих дарах, ни в их приношении. Священник всегда и. лишь служитель, причем даже и этим он обязан благодати, а не себе самому Joseph Kramp, Die Opferanschauungen der rdmischen Mefiliturgie. 1924, p. 148).

Итак, в той мере, в какой месса есть антропоморфный символ, выражающий нечто надмирное, запредельное и непостижимое, символика мессы оказывается законным предметом сравнительной психологии и аналитического исследования. Мои объяснения, естественно, затрагивают исключительно план символического выражения.

2. ОТДЕЛЬНЫЕ ЧАСТИ РИТУАЛА ПРЕВРАЩЕНИЯ

Начало ритуала превращения приходится где-то на Офферторий — антифон, поющийся во время предложения св. Даров. Здесь мы сталкиваемся с первым из относящихся к превращению ритуальных действий.

A. Oblatio panis