Синагога и улица

Гродненские обыватели с восторгом отзывались о грайпевском раввине, отказавшемся от должности, чтобы целиком посвятить себя изучению Торы и служению Господу. Особенно радовались обыватели из каменной синагоги. К ним прибыл мудрец, который своим изучением Торы и величественным лицом принесет еще больше света в их святое место. У первого синагогального старосты и чтеца Торы реб Довида Гандза тряслась голова. Он был тонким, как игла, но с густой бородой колечками и с большими черными неподвижными глазами, как будто замерзшими или высохшими. Второй синагогальный староста, реб Меир-Михл Йоффе, любил вести молитву сам, когда ее не вел кантор. У него был полный рот золотых зубов, круглая бородка, круглое брюшко. По праздникам он ходил в цилиндре и фраке. Третьего синагогального старосту звали Мойше Мошкович. Он производил больше всего шума. Это был низенький, крепкий, юркий еврей с жесткой белой бородой и с бородавками на носу. Дела его менялись в зависимости от времени года. Накануне Пейсаха он брал подряд на выпечку мацы, накануне праздника Кущей торговал цитронами. У него дома можно было купить ханукальный светильник, новый талес, подержанный том Талмуда. Если какое-то местечко искало раввина или какой-нибудь раввин искал себе зятя, Мойше Мошкович знал подходящих кандидатов. В Дни трепета он трубил в синагоге в шофар, на Симхас Тойре вызывал людей на гакофойс[214] и на протяжении всего года на исходе субботы совершал в синагоге обряд гавдолы. Бывший грайпевский раввин реб Ури-Цви Кенигсберг еще не успел толком познакомиться с местными обывателями, как синагогальные старосты уже окружили его однажды вечером между Пейсахом и Швуэс и заговорили с ним по-свойски, хотя и с глубоким почтением:

— Мы подумали и решили, ребе, что вы будете на Швуэс читать проповедь о даровании Торы, — провозгласил Мойше Мошкович.

— Люди просят. Мы вам обещаем, что синагога будет переполнена, иголке будет негде упасть, — напевно сказал Меир-Михл Йоффе.

— Жаждущие, идите все к водам![215] И нет воды, кроме Торы

[216]. Наш город хочет услышать что-то новое от хорошего проповедника, как страдающий от жажды в пустыне хочет воды, — сказал реб Довид Гандз, вылупив на раввина свои мрачные глаза. Однако Мойше Мошкович терпеть не мог намеков, он любил прямоту, поэтому снова вмешался:

— Гродненские раввины очень хороши. Что же касается реб Мойше-Мордехая га-Леви Айзенштата, то он просто гаон, все от него в восторге, но из местных законоучителей никто не может прочитать захватывающую проповедь. Так почему бы вам не доставить нам удовольствие в честь праздника дарования Торы?

Когда раввинша услыхала от мужа, чего от него просят, ее щеки зажглись розоватым цветом радости и одновременно злости на то, что ее лентяй еще колеблется. Конечно же, он прочитает проповедь в большой каменной синагоге. Почему бы ему не прочитать ее? — напевно протянула она и продолжила: гродненский раввинский суд мог бы проявить благородство и пригласить его выступить в Городской синагоге так же, как он в Грайпеве оказывал честь, приглашая выступать гостивших в местечке раввинов, которые и в подметки ему не годились. И если гродненскому раввинскому суду это не пришло в голову, то старосты его новой синагоги оказались действительно достойными людьми, потому что им это в голову пришло. Это и для детей честь. Хорошо бы выглядела вся их семья, если бы обыватели даже не заметили, что грайпевский раввин поселился в Гродно!

Переле дожила до радости, которой так желала. На Швуэс утром она видела через занавеску женского отделения синагоги мужа и обоих сыновей стоящими у орн-койдеша и благословляющими евреев. Другие когены как будто нарочно бормотали благословение тихо, чтобы лучше было слышно, как благословляют евреев грайпевский раввин и его сыновья. Переле в женском отделении синагоги тоже оказывали большой почет. Вокруг стояли пожилые богатые дамы в широких шляпах с лентами или страусовыми перьями. Обывательницы средних лет и не такие богатые носили шляпы поменьше и пальто с глубокими карманами. Совсем молодые женщины были одеты в шляпки с украшениями и вуалями. Расфуфыренные богачки молились по изящным праздничным молитвенникам с блестящими коричневыми обложками с золотыми тиснеными буквами. Бедные женщины, головы и шеи которых были укутаны шалями, молились по большим молитвенникам, обтянутым черным полотном. Вверху страниц в этих молитвенниках шел текст по-древнееврейски, а внизу — в переводе на идиш. Переле молилась по маленькому молитвенничку, напечатанному в Иерусалиме, с деревянной обложкой с красивой резьбой, изображавшей пальмы и гробницу праматери Рахели в Вифлееме. Хотя она без перерыва, вздыхая, бормотала молитвы, она хорошо замечала, что все разглядывают ее одежду.