Синагога и улица

Переле не узнавала сыновей. Они ничего не рассказывали о ее внуках и даже не захотели выпить у нее стакана чаю. Они специально пришли, когда отец проводил свой урок в синагоге, чтобы иметь возможность поговорить с матерью жестко и перечислить ее грехи с тех пор, как она привезла отца в Гродно и сделала его даяном. Теперь она подталкивает его снова на нечто, о чем он прежде даже не помышлял, — стать раввином гродненских сторонников «Мизрахи». Пока же отца поносят и позорят противники, а его якобы сторонники от его имени оскорбляют гаона, надломленного судьбой еврея, потерявшего единственную дочь. К тому же гродненский раввин был за то, чтобы отца приняли в члены раввинского суда, хотя даяны выступали решительно против этого. Так чего же мама хочет от своих детей и на что она рассчитывает?

Переле сидела за маленьким столиком, положив правую руку на толстый молитвенник «Корбн минхе»[272]

, и обиженно улыбалась. Чем дольше и резче говорили сыновья, тем беспокойнее ее маленькие сухие пальцы дрожали на обложке молитвенника. Однако она дала сыновьям выговориться и только после этого ответила: не она начала войну между сторонниками «Мизрахи» и «Агуды», не она устраивала скандалы во время проповедей в Городской синагоге, и не она взбудоражила весь Гродно, подняв всех против раввина Айзенштата и его приближенных. Кроме того, Янкл-Довид и Гедалья должны вспомнить, что, когда она увидала их в их обувном магазине ползающими на коленках, чтобы помочь клиентам примерить обувь, и спросила, почему их жены не приходят в магазин помочь им, оба ее родных сына ответили ей так, как не отвечают даже мачехе, чтобы она не вмешивалась в их жизнь. Но себе они позволяют вмешиваться в ее жизнь и даже пришли к ней домой поучать ее!

С искаженным от боли в спине лицом Переле встала из-за маленького круглого столика и едва дотащилась до дивана. Сыновья хотели помочь ей, но мать оттолкнула их локтями и так дрожала всем телом, как будто они были двумя ангелами-разрушителями, пришедшими по ее душу. Переле растянулась на диване. Она лежала на спине, а оба сына стояли рядом, как будто были уже осуждены и приговорены. Ее лицо осунулось, стало длиннее и суше, но глаза сверкали и словно стали вдвое больше. Ее голос хрипел, пронизанный болью и горечью. Она продолжала говорить, но смотрела при этом в потолок, как будто сыновей здесь не было и она произносит свои мысли вслух для себя.

Каждый богобоязненный знаток Торы желает, чтобы его сыновья выросли такими же или еще большими знатоками Торы, чем он. Ученый еврей ищет для себя зятя, который тоже был бы сыном Торы. Точно так же сыновья грайпевского раввина и внуки старипольского гаона могли получить должности раввинов в крупных общинах. Но им больше нравится торговать обувью, они ценят себя еще ниже, чем ценит их весь свет. О зяте же вообще нечего говорить! Муж Серл — простак, невежа. Поэтому дети вместо того, чтобы желать, чтобы их старый отец получил хотя бы видимость того, что ему причитается, хотят, чтобы он остался человеком, с которым никто не считается. Янкл-Довид и Гедалья — почтенные обыватели, известные в Гродно, они могли бы укрепить сторону, поддерживающую отца. Ради них и их друзья тоже могли бы поддержать грайпевского раввина. Но почему так должны поступать посторонние люди, если даже сыновья считают любого другого раввина выше своего отца? Их не задевает и то, что подосланные гнусные людишки не дали ему закончить проповедь в Городской синагоге. И они еще приходят к матери с претензиями, что она не так защищает честь их отца!

Раввинша все еще смотрела в потолок, и из ее глаз текли слезы. Сыновья знали, что мать никогда не плачет и терпеть не может плаксивых женщин. Но если ее все-таки доводят до слез, она очень злится, и не стоит пытаться ее утешать. Поэтому братья стояли у дивана и молчали, пока мать не повернулась к ним и не велела идти домой, к женам и детям. Она не хочет, чтобы отец, придя из синагоги, встретил их и узнал, что они довели ее до такого состояния. Он им этого не простит. Янкл-Довид и Гедалья могут быть уверены, что она не расскажет отцу о том, как они явились к ней домой выполнить заповедь почтения к матери.

15