Синайский секрет

Когда окно, представлявшее собой простую дыру в стене, безо всяких стекол, не было закрыто деревянными ставнями-жалюзи, Алисия видела изъеденные эрозией холмы, прорезанные оврагами, бесплодные, как лунная поверхность, и, далеко за ними, очень высокую стену, которая, как она думала, была морем. Стена, казалось, уходила в бесконечность, как будто ограничивая собой вселенную. Где-то между песчаными холмами и тем местом, где ее держали, имелся зеленый участок, вероятно, решила она, оазис в пустыне — может, естественный, а может, искусственный. Она видела также выстроившиеся, словно солдаты в шеренге, ровные ряды пальм. Они казались ей похожими на те, с которых в Джорджии собирают орехи-пекан, только эти были выше и листва у них имелась только на самой вершине.

Значит, предположила она, этот кибуц содержал финиковые плантации.

Она пыталась вспомнить все, что знала о кибуцах, вернее, вспомнила она, в множественном числе — кибуцим. Это были колхозы, организации практически коммунистического типа, где каждый человек, кибуцник, имел равную с остальными долю собственности и получал долю в прибыли. Многие, наподобие этого, населяли евреи, принадлежавшие к той или иной секте. Мужчины здесь носили шляпы или маленькие круглые шапочки, имели свисавшие по сторонам лица длинные локоны — пейсы — и не брились. Женщины редко появлялись снаружи без шарфов, закрывающих головы. Было ли это данью религиозным правилам, или они просто защищались так от постоянных горячих пустынных ветров, Алисия не знала.

Что она точно знала, так это то, что длинное здание, крытое железом, было общественной кухней и столовой, и что все остальные здания, находившиеся в поле ее зрения, имели белые оштукатуренные стены и плоские крыши. Она знала также, что многие из жителей говорили по-английски, но ни один не пожелал ответить на ее вопросы о том, зачем она оказалась здесь.

Это самое «здесь» точно было не самым приятным местом из тех, где ей когда-либо довелось побывать.

Алисии дали одежду — плохо подходящие по размеру шорты цвета хаки, футболку и нижнее белье. Все ношеное. Как и одежда всех остальных. Да уж, не отель «Средиземноморского клуба»… Не было здесь и кондиционеров, которые помогали бы переносить дневную жару, настолько сильную, что даже самые старательные рабочие уходили в тень или искали место, где имелся работающий вентилятор. И на круиз по Карибскому морю тоже не похоже.

По крайней мере, вечер приносил с собой прохладу, а то и вовсе настоящий холод.

Не было здесь и водопровода, только колодец или цистерна, наполнявшаяся водой, по всей вероятности, из оросительной системы. Каждое утро Алисию будила одна и та же старуха. Алисия вставала с кровати — единственного предмета мебели в ее похожей на тюремную камеру комнате — и плелась на край жалкого поселения, чтобы занять очередь в общий душ и уборную. Наскоро сполоснуться, закрыть воду, намылиться, снова сполоснуться и снова закрыть воду. Словно в скаутском лагере для девочек.

Двое мужчин сопровождали ее от жилища до домика, где помещался душ, и обратно. Будь в душе окно, она, возможно, подумала бы о бегстве. Но окна там не было, как не было в округе и места, куда Алисия могла бы сбежать.

Потом она поспешно вытиралась и одевалась, и ее конвоировали обратно в жилище-камеру, где старуха давала ей завтрак — молоко (по всей видимости, козье), нежнейший йогурт с мелко порезанными свежими фруктами и какой-то горький черный напиток, который, как решила Алисия, следовало считать кофе.

Выйти из своей комнаты она могла только в женскую уборную. Вероятно, из-за близости пустыни вода здесь так ценилась, что расходовать ее для сливной канализации считали недопустимым, даже несмотря на то, что днем, в жару, вонь там стояла такая, что голова кружилась.

Для развлечения похитители давали ей «Интернейшнл геральд трибьюн», «ЮэСЭй тудей» и еще какую-то британскую газету — все недельной давности. Она читала все, останавливаясь на каждом слове, так как знала, что после того, как чтение кончится, ей будет совершенно нечем заполнить оставшиеся часы, кроме как смотреть в единственное окно.

Первые несколько дней Алисия непрерывно плакала — то ли в результате действия наркотика, то ли от отчаяния, то ли от того и другого вместе; истинной причины она так и не поняла. Потом решила оставить это занятие, годное лишь для придурков, как любила говорить когда-то ее мать. Незачем доставлять этим мерзавцам удовольствие лицезреть ее в слезах. И она постаралась держаться как можно надменнее, выражать своим поведением презрение к похитителям — по крайней мере, столько презрения, сколько было возможно в ее положении.

Изменение манеры ее поведения не повлекло за собой никакой встречной перемены в отношении тюремщиков к ней — оно как было, так и осталось учтивым, но холодным. Женщины все так же мимолетно улыбались ей, а мужчины кивали или отводили глаза. Однако никто не хотел сказать ей, куда она попала и по какой причине. Оставалось предполагать, что, если бы ей хотели причинить более серьезное зло, то давно уже сделали бы.