Синайский секрет

— Но я так и не понял, почему мы должны потакать прихотям какого-то неонациста из Вены, будь он даже полицейским, — почти жалобно воскликнул он. — Мы ничего не должны этим бошам, тем более что они же сами написали, что против этого гоя Рейлли у них ничего определенного нет. Кроме того, он протеже улицы Царя Соломона[70], — добавил он, чуть подумав.

Его собеседник выглядел так, будто только что сошел со страниц «GQ» или «Эсквайра». Одет он был в явно скроенный по фигуре темный костюм, на белой сорочке не было ни морщинки, а ботинки сверкали, как у солдата, приготовившегося к параду. Он сидел за столом, положив на него совершенно неподвижные руки со сплетенными пальцами.

— Я представляю здесь не наших друзей с улицы Соломона, — спокойно ответил он, — а куда более высокую власть.

Залтов нахмурился.

— Я полицейский, а не дипломат или тем более не политик.

Последнее слово он буквально сплюнул, будто какую-то случайно попавшую на язык гадость. Тут, подумал мужчина в костюме, они полностью сходились во мнениях.

Полицейский, хозяин кабинета, славился своим недоверием, а вернее, самой настоящей ненавистью ко всему, связанному с Германией или Россией. За десять лет, в 1935–1945 годах, оба основных участника Второй мировой войны порознь истребили бо́льшую часть его родни: сначала в ходе сталинских чисток, а потом — нацистских погромов. Можно было, конечно, удивляться тому, что человек мог так негодовать по поводу убийств людей, пусть даже родственников, которых никогда в жизни не видел. Но евреям восточноевропейского происхождения было свойственно хранить подобные чувства на протяжении даже не жизни поколения, а веками, если не тысячелетиями. Возможно, Залтов так же негодовал из-за того, что римляне в 70 году нашей эры разрушили Иерусалимский храм.

— Я ведь объяснил вам позицию правительства, хотя в этом не было никакой необходимости, — сказал человек в костюме. Его голос чуть заметно зазвенел, что недвусмысленно показывало его недовольство. — Неужели мне придется повторять это заново?

Залтов сел и тут же снова встал.

— Почему я должен считаться с мнениями всяких жополизов из Министерства иностранных дел?

— Как хотите. Но от этого, между прочим, зависит то, как именно вы в будущем году выйдете на пенсию. Ваша служба, в конце концов, заключается в том, чтобы соблюдать интересы израильского правительства, в том числе и этих самых жополизов.

Полицейский снова сел, но на сей раз остался на месте.

— Ладно, объясните еще разок. Возможно, до меня все же дойдет.

Человек в костюме медленно кивнул, признавая справедливость слов своего визави.

— Хорошо. Инспектор Раух хочет арестовать человека по имени Лэнгфорд Рейлли, американца. Он считает, что мистер Рейлли может что-то знать об одной или даже нескольких перестрелках, случившихся в Вене…

— Как будто их дела нас как-то касаются, — ехидно вставил Залтов.

Человек в костюме выразительно повел бровью, и полицейский снова умолк.

— Как нам сообщили наши друзья с улицы Царя Соломона, мистера Рейлли сопровождает один из их бывших работников Джейкоб Аннулевиц, следовательно, пока что американец сотрудничает с ними. Оба они — и мистер Рейлли, и Аннулевиц — проявляют весьма серьезный интерес к человеку по имени Цвелк.

Полицейский поднялся и вновь принялся расхаживать по комнате.

— Судя по досье, патриот.

— Может быть, и патриот. Кроме того, руководитель вооруженной группировки, вернее даже, частной армии, базирующейся совсем рядом со стеной, которая ограждает сектор Газа.

— По-моему, самое подходящее место для армии.

— Правительство не слишком радуется существованию не подконтрольных ему вооруженных отрядов, особенно в таком беспокойном районе.

Полицейский фыркнул.

— Вы имеете в виду людей, которые не боятся столкновений с фанатиками, убивающими женщин и детей, которые не наложат в штаны от страха, что ООН скажет о них какую-нибудь очередную гадость? Если этот парень настолько опасен, то почему его не одернут?

— Вы же представляете себе политическую ситуацию, понимаете, насколько хрупка та коалиция, которая стоит за премьер-министром. Стоит предпринять хоть какое-то действие, затрагивающее крайне правых, как все ненавидящие арабов евреи нашей страны сразу потребуют головы премьер-министра. Или, что будет еще хуже, присоединятся к движению Цвелка.

— А это плохо, потому что?..

Человек в костюме на секунду умолк, видимо, решая, стоит ли продолжать разговор.

— Этот человек — крайний сионист из тех, кто постоянно ставит под угрозу все шаги Израиля по снижению напряженности палестинского вопроса. Он был резко оппозиционно настроен к возврату оккупированных территорий и ливанскому перемирию…

— Я где-то слышал, что у нас в стране разрешается иметь свое мнение.

Собеседник сделал вид, будто не слышал этой реплики.

— Он подозревается в совершении множества превентивных нападений на палестинские общины, провоцировавшие ракетные обстрелы нашей территории.

— С каких это пор их стало нужно провоцировать?

Человек в костюме вздохнул.