Домой… Вот оно. Об этом он предпочитал не думать. Не то чтобы Синану не хотелось распрощаться с осточертевшей больницей, оказаться в своей знакомой до последней трещинки в полу спальне, простой, без излишних модных выкрутасов, удобной комнате. Но мысли о том, как он теперь будет жить, чем заниматься целыми днями, прикованный к постели, изводили его до крайности, и Синан всеми силами гнал их от себя. Следовало признать, что, как ни странно, тревожило его и еще одно соображение – неминуемая разлука с Таней.
Завтра, уже завтра все закончится…
Как тут было уснуть?
– Наконец отдохнете от меня, – криво улыбнулся он.
– Ну что вы, – Таня, кажется, даже слегка обиделась. – Вы совершенно меня не беспокоили. Наоборот. С вами было так интересно…
«Ну вот, напросился на комплимент, как ребенок», – выругал себя Синан.
– Кому теперь станете рассказывать свои истории? – спросил он.
А Таня, погрустнев, пожала плечами:
– Вообще-то до сих пор я никому этого не рассказывала. Так что…
«Не слушай, не покупайся! – твердил себе Синан. – Опытные мошенницы так и работают. Делают все, чтобы жертва почувствовала себя особенной, единственной…» Но нечто внутри, то, что тянулось к Тане, плевать хотело на все разумные доводы.
– За что же мне такое доверие? – хрипло спросил он.
А Таня бесхитростно отозвалась:
– А я сама не знаю. Почему-то захотелось рассказать обо всем именно вам.
В палате повисло напряженное молчание. Синану казалось, будто сам воздух наэлектризовался, потрескивает голубыми сполохами. Таня потупилась, щеки ее едва заметно порозовели, и от того лицо стало еще милее, моложе, будто бы рядом с его кроватью сидела совсем юная девушка. Наверное, такой она была, когда поступила в медучилище. Если, конечно, все это правда…
– Как душно здесь, – в конце концов простонал Синан.
И Таня тут же вскинулась:
– Сделать кондиционер похолоднее?
– Нет, нет, – в раздражении отмахнулся он. – Не люблю. Мертвый воздух…
Таня на секунду задумалась, а потом вдруг решительно поднялась, прошла к окну, подтащив стул, влезла на подоконник и с силой дернула тяжелую створку на себя.
– Что вы делаете? Ведь не положено же, – изумился Синан.
Таня, все еще стоя коленями на подоконнике, обернулась к нему, и он вдруг увидел, что в серо-голубых глазах ее, обычно таких наивных, безмятежных, пляшут чертенята. А из-под шапочки выбились пряди светлых волос.
– А мы устроим небольшой бунт. Напоследок, – задорно заявила Таня.
Такой Синан еще не видел ее. И то ли от близости этой новой озорной Тани, то ли от того, что сквозь распахнутое окно в палату вполз обожаемый запах ночного Стамбула – морской соли, хвои, остывающих после дневного зноя камней, пряностей, – в груди что-то забилось, заволновалось.
– А вы, оказывается, бунтарка? – поддел он.
И Таня, слезая с подоконника, рассмеялась:
– Только иногда. По особым случаям. Кто за вами завтра приедет?
– Министерство обороны пришлет пару солдат, чтобы доставили домой старую развалину, – с горечью бросил он.
– Ну перестаньте! – Таня снова оказалась рядом, и теперь к запаху моря и хвои примешался еще и тонкий аромат лаванды, исходивший от ее волос. – Какая же вы развалина? Вы еще подниметесь на ноги и будете командовать этими солдатиками.
– Ну да, – фыркнул он. – Сколько дней я за бритву не брался? Да даже в зеркало себя не видел, наверное, зарос бородой, как столетний дед.
Таня на секунду задумалась. Светлые брови ее сдвинулись на переносице, между ними залегла неглубокая морщинка, и почему-то это тоже показалось Синану невыразимо милым. Она сейчас казалась совсем девочкой, которая изо всех сил старается выглядеть взрослой озабоченной женщиной.
– Что ж, это легко поправить, – наконец произнесла она. – Ну-ка, давайте усадим вас поудобнее.
Наклонившись, она подкрутила что-то сбоку кровати, и спинка медленно поползла вверх, помогая Синану занять положение полусидя.
– Подождите меня минутку, – попросила Таня и выскользнула за дверь.
А вернулась с миской воды, над которой поднимался пар, и поблескивающей в руке стальной бритвой. Действуя быстро, ловко, она поставила перед Синаном складной столик, на котором ему сервировали обед, на столик опустила миску. Откуда ни возьмись появился помазок, Таня взбила в керамической плошке мыльную пену и, подавшись вперед, начала покрывать ею подбородок и щеки Синана.
От ее близости кружилась голова. Синан отчего-то неотрывно смотрел на ее руки. Кожа их была светлая, но не бледная, золотистая, тронутая легким загаром. У локтя виднелась родинка – маленькое темное пятнышко, формой напоминающее сердечко. Видно было, как под нежной кожей ходят сухие мышцы – поразительно, руки такие тонкие, такие хрупкие на вид и в то же время сильные и умелые.
– Бороду мы с вами уберем, и завтра предстанете перед своими солдатами молодцом. Настоящий боевой офицер, – ласково сказала Таня и аккуратно дотронулась до его лица бритвой.