Синдикат

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Как обычно, пригоршни огненного бисера внизу возникли в иллюминаторе неожиданно. Я всегда стараюсь уловить приближение этого праздника огней, но каждый раз гигантская наклонная равнина бисерных россыпей электричества с черной пропастью Средиземного моря распахивается внизу сразу и вся… Дочь, еще не налетавшая столько взлетов и посадок, как я, вскрикивает от счастья и обморочно затихает.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Представляешь, — сказал Борис. — Нинка Кугель не успевает расписать своего льва, у нее в апреле выставка в Сиене, — и готова отдать его мне. Болванка сидящего льва… Можно было бы сочинить что-то… эдакое… Жаль, пришлось отказаться…

— Почему? — Я стояла перед окном, глядя на улицу и грызя яблоко «золотой налив».

— Все равно за неделю не успею…

— …Был бы у нас в Иерусалиме свой лев…

— Пап, а если б ты его расписывал, — подала голос дочь из соседней комнаты, — каким бы ты его сделал?

— Не знаю… О чем говорить, когда все равно не…

— Давай, пусть бы он был золотым, как утро…

— Ну, хорошо… оставь меня…

— …и пусть бы сидел и улыбался… На пьедестале… Гордо и царственно, ведь он — Иерусалимский лев!

— Ладно, ладно… Займись чем-нибудь…

— А где бы его поставили?

— Не знаю, это решает кто-то в муниципалитете…

— А я знаю: — сказала она задумчиво… — Мы поставим его на Маханэ-Иегуда, пусть сторожит рынок… Рынок — самое лучшее место… Самое веселое, богатое, оручее, пестрячее…

Я стояла у окна, грызла яблоко «золотой налив», слушала их голоса у себя за спиною и представляла этого нашего несбыточного Золотого льва где-нибудь на стыке центрального рыночного ряда и улицы Агриппас — крикливой, старой, тесной, пропахшей специями улицы, названной в честь последнего иудейского царя…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…На этот раз чуть не полдня потратила я в Долине Призраков на поиски этого парня. Прочесывала кабинеты на всех этажах, один за другим. Просто заглядывала и спрашивала:

— Азария не тут сидит?

В одном из последних кабинетов мне посоветовали искать его в новом здании в Гиват-Шауле. А я, как Эльза Трофимовна, не знала даже, что у них есть какое-то новое здание. Словно недостаточно армии чиновников тут, на этих пяти этажах.

— Ну что ты! — закатила глаза знакомая из департамента Кадровой политики, — здесь-то у нас — так, сторожка в лесу. Вот там офис помощнее будет…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Выйдя из здания, я вспомнила, что оставила в кабинете у Иммануэля свою шляпу. Возвращаться не хотелось, я и так потратила много сил на поддержание в нужном тонусе и эмоциональном градусе мышц своего лица. Будучи и сам взрывным устройством, Иммануэль не терпел, когда кто-то рядом с ним пребывал в мало-мальски спокойном состоянии. Беседуя с ним, надо было энергично жестикулировать, громко хохотать, подмигивать, нетерпеливо постукивать кулаками по столу, высоко задирать ногу на ногу и проделывать еще множество подобных штук… Немного быть Кларой Тихонькой. Тогда он верил, что ты отлично понимаешь ситуацию с Восхождением и прилагаешь все силы, чтобы увеличить темпы работы с восходящими…

Ради шляпы я не в состоянии была проделывать вторично все эти спортивные упражнения.

Ну и отлично, подумала я, вот и куплю, наконец, знаменитую черную шляпу у старого барыги…

Он сидел все там же, на своем высоком табурете, как петух на насесте, читая газету поверх очков и не обращая внимания на прохожих…

— Что пишут? — спросила я, подойдя. Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня.

— Слушай, — проговорил он, — ты куда-то пропадаешь так надолго! Я уже думал, с тобой что случилось.

— Я пропадаю в России… — сказала я, кивнув подбородком в сторону серого здания Синдиката через дорогу…

Он понимающе вытянул трубочкой жирные губы, присвистнул…

— Вот оно что… Я как-то не подумал… Ты такая заковыристая дамочка… А мне всегда казалось — во всяком случае, все их ребята так выставляются, — что это дело опасное, нет?

— Ну, что там опасного…

— Что ж ты там делаешь?

— Да так, по мелочи, что придется: бывает, с парашютом прыгнешь, или, вот, погоня за тобой, и ты по крышам вагонов пробежишься… А иногда кого-нибудь замочить требуется… и ты поджидаешь его в подъезде, в гриме, потом месяц бороду отцепить не в состоянии…

У него на секунду вытянулось лицо… Потом он понял, расхохотался:

— Да-да, понимаю… Ты не можешь говорить… Но скажи, все-таки, Россия — она большая? Как, по размеру?

— Приличная по размеру…

— На сколько больше нас?

— Не морочь мне голову, — сказала я. — Лучше слезь со своей табуретки и поезжай куда-нибудь в отпуск…

— Не могу, — сказал он. — Кто торговать будет? Жена такая больная, ты не поверишь — все у нее болит…