Синдикат

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— …Слушай, — сказал Аркаша, когда мы вышли из Нового Манежа и побрели по Георгиевскому переулку вниз… — странным ажиотажем тянет из вашего садика, с этим плаванием в неизвестном направлении…

— …Почему в неизвестном? — неохотно спросила я.

— Да потому, что во всех ваших рекламках-призывах сыгрануть в лотерею и ухватить судьбу за бороду так и не указан точный маршрут сей эпохальной экспедиции. Это что — тайна?

— Аркаша… — я вспомнила грозное предупреждение Клавы о строгой секретности данного Проекта, принужденно хмыкнула… — я бы вообще советовала тебе не играть в лотереи.

— По-моему, эта какая-то афера…

Я взяла его под руку, мягко проговорила:

— …но не большая, чем экспедиция вашего Колумба. Он улыбнулся и поправил:

— Вашего Колумба!

И так мы шлялись еще часа полтора, абсолютно довольные жизнью и краткой вольностью, пока Аркаша не спохватился, что должен сегодня еще писать какую-то докладную записку Послу.

— …Ничего, — сказал он, — все-таки провожу тебя… …Мы подходили к «Гастроному» на Якиманке, когда почувствовали в воздухе нечто — как писали классики — неизъяснимое, что всегда в России сопровождает любое безобразие. На углу, где сгрудились тесно киоски и лавки, стояли группки прохожих. Они как-то мутно улыбались, отводили глаза, возбужденно и тихо переговаривались.

Мы взглянули в том направлении, куда они смотрели.

Под витриной гастронома на земле лежала совершенно голая старая баба, то ли пьяная, то ли сумасшедшая, — страшная фиолетовая туша. Все ужасное, что может сотворить жизнь с женским телом, уже было сотворено, украшенное неисчерпаемым пьянством. Она лежала на боку, что-то вяло выкрикивая, плавно поводя правой рукой, как будто дирижировала, а левую уютно подложив под щеку. Огромный лиловый живот лежал рядом с нею отдельно, как чемодан.

Поодаль, на значительном расстоянии, возле милицейского джипа стоял молоденький милиционер с совершенно растерянным и даже несчастным лицом. По-видимому, он совсем не знал, что делать. Время от времени лез в машину и сильно, продолжительно сигналил, стараясь пугануть то ли бабу, совершенно бесчувственную, то ли интересующуюся публику. Вокруг нее расстилалось пустое пространство, а если из-за угла показывались люди, их — при первом взгляде на огромную кучу возле дверей гастронома — буквально вихрем сносило в сторону.

Мы остановились у джипа. Милиционер говорил что-то в переговорное устройство с тоскливой интонацией.

— Надо вызвать «скорую»… — сказал ему Аркаша.

— Да вызвали уже…

— Может, ее накрыть чем-нибудь?

— Зачем? Она сама разделась.

— Но ведь жалко…

— Кого?! — с неожиданной злостью спросил милиционер…

— Ее…

— Ее не жалко, — сказал тот, страдальчески морщась. — Людей жалко…

В какой-то момент потревоженная клаксоном баба приподняла голову, и в этой багровой измолотой маске я вдруг узнала соседку с последнего этажа, мамашу огненного ангела нашего подъезда.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

глава тридцать пятая. Кафе под названием «Рюм.чная»

С самого утра день покатился как-то неказисто.

Сначала явился Шая в сопровождении Эдмона. Они строго осмотрели мой кабинет, пальцем проверили температуру воды в аквариуме с мальками, потоптались у стола, вымеряя складным метром расстояние до окна, потом по очереди ложились на пол, залезали под стол, вымеряли там что-то…

Наконец Шая сказал, что стол все-таки надо передвинуть, а то, в случае чего, меня убьют выстрелом в затылок.

— Кроме того, Дина, — сказал он, насупив свои шелковые брови персидской красавицы, — нам стало известно, что ты ездила в Казань, не заполнив бланка на отсутствие.

Я сидела, потупив глаза, и боялась только, что, услышав эту беседу, мои гаврики хохотом разбудят дракона: чуть ли не каждую неделю я куда-нибудь уезжала, даже не вспомнив об этом обязательном и никчемном листке. Они еще поморочили мне голову, затем, как обычно, осведомились, что я сделаю, когда начнется обстрел, заставили меня рухнуть на пол и ползти к дверям кабинета — к абсолютному восторгу моих подчиненных… И наконец покинули территорию.

— Маша! Чаю… и плесни чего-нибудь такого, не обидного… — велела я, поднимаясь и отряхивая брюки.

— Ну что ж вы делаете! — крикнула моя грубая секретарша. — Господи, как алкаш какой подзаборный! Подождите, я щетку возьму…

И тут позвонил Яша, совершенно больной, — я даже не узнала его голоса…

— Выручай, — просипел он, — ради всех святых! У меня гриповецкий, температура под сорок, в башке звон, как на колокольне… И сегодня же вечером я должен открывать семинар в Сельце.

— Где?!

— Сельцо, поселок городского типа, час автобусом от Брянска… «Твердынюшка» собрала молодежь, человек тридцать… Павлик говорит — отборные ребята, у всех — мандат… Беда только, что самого Павлика начальство куда-то услало, и тебе придется как-то самой…