Яна задохнулась от обиды и злости, изо всех сил швырнула мобильник в стену, скомкала лист с планом встреч, скинула на пол все, что стояло на столе, в том числе и ноутбук.
Легче не стало. Хотелось орать во все горло, но делать этого здесь, конечно, не стоило, а потому она выбежала из кабинета, спустилась на первый этаж, схватила с полки у двери ключи от машины и через пять минут уже неслась по дороге к выезду из поселка.
Яна уверенно вела машину в лес, на большую поляну, скрытую от посторонних глаз. Именно туда она ездила всякий раз, когда накопившаяся внутри негативная энергия требовала выхода.
Выйдя из машины, Яна нашла кривую старую березу, прижалась к ней спиной, подняла голову, зажмурилась и что есть сил закричала.
Крик взмыл вверх, разнесся по пустому, голому еще лесу.
Яна кричала до тех пор, пока не почувствовала, как внутри стало пусто и гулко, как в заброшенном помещении, когда каждый звук утраивается и эхом отдается в пространстве. Закружилась голова, захотелось немедленно лечь и не двигаться хотя бы недолго.
С трудом дойдя до машины, она вынула из багажника спальный мешок, туго свернутый и стянутый ремнем, кое-как расстелила его прямо у колес и легла, устремив взгляд в небо.
Над лесом плыли облака – большие и маленькие, похожие то на зверей, то на диковинных чудовищ.
Яна с детства любила рассматривать их и выискивать в причудливых очертаниях знакомые облики. Сегодня же все облака казались ей просто кучами снега – свежевыпавшего, белого, еще не тронутого человеческими следами.
Внезапно между облаков Яна увидела крест – самый настоящий православный крест. Он стремительно несся вниз, к земле, грозя вот-вот проткнуть лежавшую Яну насквозь.
Она вскочила и тут же поняла, что это всего лишь обман зрения – никакого креста в небе нет, и никуда он, конечно, не падает.
«Плохой знак, – подумала она, садясь за руль. – Что-то случится, непременно что-то случится».
В поселок Яна вернулась абсолютно спокойной, припарковала машину у гаража и вошла в дом.
Клавдия Васильевна не задала ни единого вопроса – это было не принято, Прозревшая то и дело исчезала куда-то, но ни разу не посвятила кого-то из домашних в причину своих отлучек, не назвала места, куда уезжает.
– Клавдия Васильевна, через полчаса приведите ко мне в кабинет нашу гостью, – поднимаясь по лестнице, сказала Яна мягким голосом.
– Которую, Прозревшая?
– Блондинку. Ее зовут Дарина.
– Поняла, Прозревшая, сделаю.
Пока Клавдия Васильевна ходила в дом, где были заперты пленницы, Яна успела принять душ, переодеться в длинное белое платье с зеленой отделкой по воротнику-стойке и кокетке, собрать волосы в хвост и придать лицу отстраненное холодное выражение.
С таким лицом она и встретила в кабинете Дарину.
Девушка выглядела плохо – осунулась, под глазами тени, руки постоянно подрагивают.
– Ты чего-то боишься, Дарина? – указывая ей жестом на кресло, спросила Яна низким журчащим голосом.
Девушка послушно опустилась в кресло, обхватила себя руками.
– Нет…
– Не бойся… скажи мне правду, и я постараюсь помочь… – продолжала Яна, не сводя взгляда с лица Дарины. Зрачки девушки начали расширяться, тело понемногу расслабилось, она обмякла в кресле. – Тебя здесь никто не обидит… это ведь там, в той жизни, тебя постоянно обижали… а у нас царят любовь и счастье… мы трудимся, созидаем… помогаем матери-природе… мы любим каждого, кто пришел к нам со своей болью… здесь никто не заставит тебя чувствовать себя ненужной… мы рады любому… мы не осуждаем, мы живем без злости…
– Она всегда меня судит… – пробормотала Дарина.
– Она? Кто? Твоя сестра?
– Да… держит взаперти, как будто я сумасшедшая… как будто я такая, как мать…
– Что случилось с твоей матерью?
– Она выпрыгнула из окна… пьяная… теперь лежит парализованная… Анька оплачивает…
– Ты видишься с ней?
– Нет… она меня не любила… не хотела… пыталась за бутылку продать какому-то алкашу… Анька меня увезла…
– Она спасла тебя?
– Нет… она хотела, чтобы я стала, как она… а я другая… мне неинтересно…
– А какая ты? Расскажи мне.
– Я веселая… мне нравятся мужчины… Анька холодная, расчетливая… она и с Валеркой спит, чтобы тот с комбината не ушел… Анька без него пропадет… думает, я не знаю…
– Она не любит его?
– Она любит Владлена… но он мертвый почти… а Валерка красивый, классный… я с ним хотела замутить… а он меня вышвырнул… дурак, я совсем другая… ему бы со мной хорошо было… никто не жаловался в «Красной сове»…
– В «Красной сове»? Что это?
– Клуб… но для тех, у кого бабки есть, там бордель… мы с Сылдыз туда часто ныряем… бабки-то нужны… Анька мне под отчет только выдает, боится, что на алкоголь потрачу… дура, да я за ночь намолачиваю столько, что потом месяц могу в «Красную сову» не заглядывать…
Яна поморщилась – ей всегда были отвратительны такие откровения, она, хоть и прошла, по собственному выражению, «Крым и Рим», все-таки умудрилась не растратить себя на постельные удовольствия, и Игорь был ее единственным мужчиной – если не считать самого первого, из-за которого все в ее жизни пошло не так.