Синдром отката

Она действительно только что вышла из ванны. Ясно по влажному, жаркому, душистому воздуху, с которым ничего не может поделать современная система кондиционирования, невесть как втиснутая в этот древний вагон. Саския в терракотовом халате обмахивалась полотенцем, стараясь разогнать этот жаркий туман.

– Я оставлю дверь открытой.

– Не надо, – ответила она.

– Пусть проветрится.

– Не стоит, сойдет и так.

На самом деле Руфус не хотел закрывать дверь по иной причине – чтобы у людей не создалось ложное впечатление. Но она, похоже, о такой возможности и не задумывалась. Разумеется: о таких вещах заботится этот Виллем, ее помощник. Но сейчас Виллема нет поблизости, так что Руфусу придется взять его работу на себя…

Тут Саския прервала его раздумья: прошла мимо него, слегка задев в тесноте купе, и сама закрыла дверь. А потом заперла.

– Нет покоя от людей, желающих посмотреть на королеву, – объяснила она. – Видно, нечасто здесь появляются царственные особы!

– А сколько здесь еще этих, как вы говорите, царственных особ?

– Нисколько. Я одна. Но понимаю, почему вы решили, что нас много.

Здесь, в Техасе, со своим беглым английским она походила на обычную американку, состоятельную городскую даму. Таких легко встретить в каком-нибудь фешенебельном торговом центре, где они с подругами завтракают после занятий пилатесом. Однако, в отличие от многих таких дам, она не задается. Он помнил, как она резала сельдерей.

– «Царственная особа» – это король, королева или кто-то из их ближайших родственников. Таких людей, кроме меня, здесь нет.

– А эта Корнелия?

– Она из очень древнего и знатного рода. Намного древнее моей семьи. Но она из Венеции. А в Венеции никогда не было королей. Ею правили несколько аристократических домов, выбиравших себе лидера.

– Похоже, она готова любому глотку перегрызть за свою Венецию.

– Я тоже это заметила, – мягко улыбнулась Саския.

– А лорд-мэр?

– И его избирают. Эта должность не передается по наследству. Правда, выиграв эти выборы – очень странные, надо сказать, выборы, типично английские, – становишься лордом. Но это совсем не то же, что принадлежать к королевской семье, – можно даже сказать, нечто противоположное.

– Как это?

– Вообще говоря, большую часть времени и в большинстве мест короли со знатью живут вот так! – И она ударила одним кулачком о другой.

– Ничего себе! А я думал, вы все на одной стороне.

– Будь вы средневековым крестьянином, «все эти богатеи» действовали бы заодно! На самом же деле обычно не так. Разумеется, все это древняя история; мало что оттуда приложимо к нынешним временам конституционной монархии.

– Кстати, – вставил вдруг Руфус. – А чем вы занимаетесь? Я как-то так и не спросил. В Википедии пишут, что у вас в основном символическая роль…

– Ну, прежде всего, лично я владею значительной долей «Ройял Датч Шелл».

– «Шелл»? Той самой «Шелл»? Нефтяной компанией?

– Да. Так что, даже не будь я королевой Нидерландов, все же имела бы определенное влияние на совет директоров… и так далее.

– А «Шелл» ведь в глобальном потеплении виновата побольше многих прочих.

– Это уж точно!

– Интересно… И все же вы – она.

– Кто «она»?

– Королева Нидерландов.

– Верно.

– И как королева…

– Я не могу ни-че-го, – закончила Саския. – Разве что менять выражение лица, когда зачитываю написанную для меня речь в Бюджетный день.

– Стоп-стоп, помедленнее! – рассмеялся Руфус.

– Примерно через десять дней, – объяснила Саския, – состоится первое в году заседание нидерландского парламента. По традиции король или королева приезжают на заседание в старинном экипаже…

Тут Руфус затряс головой.

– Ясно-ясно, все это вы читали в Википедии.

– Ну да. Извините, не хотел перебивать. Просто хочу сэкономить ваши силы. Значит, вы приезжаете, садитесь в центре зала, вокруг толпа народу, все дамы в публике в шикарных старинных шляпах – и вы зачитываете вслух свою речь.

– Очень точное описание. Естественно, речь составляю не я. Где видано, чтобы монарх сам писал себе тексты?

– А кто пишет речь?

– Парламент. У нас в Нидерландах он называется Генеральными штатами.

– А кому зачитываете?

– Генеральным штатам.

– Выходит, вас можно просто выключить из цепочки и сэкономить ваши силы?

– Это имеет символическое значение. И потом, у меня остаются разные выражения лица.

– Точно. На этом месте я и понял, что ничего не понимаю.

– Еще я могу делать паузы. Повышать или понижать голос. Принимать разные позы. Говорить быстрее или медленнее. И когда я так делаю, все думают, что в этом, возможно, выражается отношение или приоритеты нидерландского народа.

– Должно быть, у вас это отлично получается!

– Вы очень добры ко мне, Руфус. А почему вы так решили?

Руфус вдруг ощутил, что у него горит лицо. Кажется, он ступает на опасную почву.

– Да нет, я… я ничего такого не имел в виду. Просто… когда вы выражаете какие-то чувства, у вас выходит… очень красиво. И тепло.

Саския покраснела.

Надо было срочно выходить из неловкой ситуации – и Руфусу пришло в голову, что можно перевести ее в шутку, заговорив о ком-то другом:

– А вот у старины Сильвестра Лина такое бы вряд ли вышло!

Она улыбнулась и покачала головой.