Читаем Синдром отката полностью

– Нет, речь-то он произнесет, но о том, что он при этом чувствует, нипочем не догадаешься!

Саския кивнула, все еще улыбаясь, и отвела взгляд. Кажется, она думала о чем-то своем.

– И вы говорите, – продолжал Руфус, – что этим можете влиять на события в стране?

– Так говорят, – ответила Саския. – Да, кстати, раз уж зашла об этом речь…

– Что?

– Хочу выразить свои чувства.

– Э-э…

– С первой минуты, когда мы встретились в Уэйко и вы храбро бросились наперерез опасности, чтобы помочь Леннерту, я восхищаюсь вами, Рэд, и глубоко вам благодарна. Когда вы помогли нам выбраться с аэродрома и добраться до Хьюстона по реке, эти чувства усилились и стали глубже. Но дальше программа, подготовленная Т. Р., развела нас в разные стороны, и я так и не успела выразить вам благодарность – и восхищение вами, Рэд, всем, что в вас так привлекательно. Теперь вдруг оказывается, что мне завтра уезжать. В Северном море бушует шторм, и вылететь придется рано утром, чтобы успеть приземлиться до закрытия аэропорта. Боюсь, немало времени пройдет, прежде чем наши пути пересекутся снова. И я не хочу упускать эту возможность.

– Возможность?

Она подняла брови и пожала плечами, как бы говоря: «Кто знает?»

– Возможность чего?

– Ну… – неторопливо ответила королева, с таким видом, словно обдумывает важную фразу из своего ежегодного послания к Генеральным штатам: каким тоном, с каким выражением ее произнести, чтобы миллионы голландцев ощутили то же, что и она. – Минет я тоже не исключаю, но вообще-то надеюсь стянуть с тебя штаны!

Руфус ждал, что ему вручат медаль или благодарственное письмо – но минет… такое ему и в голову не приходило! На миг в глазах потемнело и сердце заколотилось в груди, словно он снова стоял на взлетной полосе в Уэйко и разряжал в Пятачка свой калашников. Жаль, что он не потратил лишнюю минуту и не надел трусы: член его затвердел и болезненно терся о грубые армейские швы.

– А что не так с моими штанами? – спросил он, просто чтобы выиграть время.

– О, все так. Очень практичные. Просто сейчас мешают.

– Ну… насчет первого, что вы… что ты… предложила… мне кажется, это неправильно. При твоем положении… В общем, мне будет стыдно.

– Так ведь и я не настаиваю. – Тут у Саскии зажужжал телефон, и она бросила взгляд на экран. – Моя дочь, – объяснила она, – жаждет услышать, как продвигается наше общение.

– Хочет знать, о чем мы сейчас разговариваем?

– Беспокоится о моей личной жизни в целом. Ее тревожит мое одиночество, она спрашивает себя, не ждет ли и ее в будущем нечто подобное.

Тут Саския нахмурилась, сообразив, что допустила бестактность. Руфус тоже одинок, но у него нет дочери, которая беспокоилась бы о нем. Только случайные звонки от Мэри Боски.

– А как насчет того парня, Майкла?

– Ты имеешь в виду Микьеля?

– Ну да. Я видел, ты выясняла, кто он и откуда.

– И что же? Я заставила тебя ревновать? – спросила она с надеждой.

– Что ты, о таком я и думать боялся! Знаешь, здесь, на Юге, и особенно в Техасе, цветной мужчина с белой женщиной…

– Знаю.

– Самые зверские суды Линча случались прямо там, в Уэйко.

– Прости, что напомнила тебе об этом. Ты спросил о Микьеле. Не буду скрывать, он привлекателен. Мужчина именно того типа, какого ждут от меня таблоиды. Будь здесь журналисты – они бы нас, наверное, уже поженили. Но этой связи, – и она указала на Руфуса, потом на себя и снова на него, описывая жестом какую-то невидимую нить, – у меня с ним нет.

– Ты о том, что случилось на взлетной полосе?

– Отчасти. Но… Мы оба потеряли тех, кого любили, и с тех пор идем по жизни в одиночку. Прежде всего я об этом.

Телефон зажужжал снова и, театрально вздохнув, Саския нажала кнопку, выключающую звук, и перевернула его экраном вниз.

Руфус наклонился вперед, поставив локти на колени – в такой позе штаны меньше жали и терли в паху.

– Знаешь, – сказал он, – у меня давно никого не было. Очень давно. Вдруг я все забыл?

– Не беда, погуглим.

– Думаешь, в «Гугл» даже такое можно ввести?

Оба рассмеялись.

– Я тоже этого хочу, – сказал он. – Даже очень. Просто мне и в голову не приходило, что…

Он вдруг обратил внимание на стул, на котором сидел, – старинный деревянный стул, узкий, с подлокотниками и прямой жесткой спинкой. Неудобный. Встал и опустился на ковер, прислонившись спиной к стене.

– Так-то лучше! И места больше, и вообще посвободнее. Не хочешь присоединиться?

Саския покосилась на дверь (заперта), на окно (штора задернута) – и села на пол с ним рядом, совсем вплотную. Положила голову ему на плечо. Это оказалось так здорово, что на несколько секунд Руфус застыл, как статуя, – и не сразу сообразил, что можно ее обнять.

– У тебя красивые руки, – сказала она.

– Отжимаюсь, – объяснил он. – На спортзалы времени нет. Послушай, на случай если что-то пойдет не так, если мы слишком увлечемся… я должен спросить… как у тебя с предохранением?

– Об этом не беспокойся. У нас в стране очень доступная медицина.

– В карманах у меня куча всего, – продолжал он, – но даже не помню, когда я в последний раз…

Она сунула руку в карман халата и достала оттуда блестящую упаковку презервативов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза