Sindroma unicuma. Finalizi

Опровергнуть было нечем. Разве что как совестью участников представления.

Радик…

Мысли о нем не отпускали ни на минуту.

В эти дни во мне боролись две личности: сурового обвинителя и робкого защитника, ведших бесконечную тяжбу.

Прежде всего, я обвиняла себя — в том, что не удержала, что упустила, что не подняла тревогу сразу. Нужно было не ползти в общежитие, а тащить волоком в деканат или выше, в ректорат, и бить во все колокола. Почему спокойно легла спать, хотя одолевали предчувствия? Зачем рассказала Радику об убежище на чердаке?

Следующим перед обвинением предстал Мэл.

Я водрузила столичного принца на пьедестал, который оказался шатким.

Я верила в Мэла и в то, что он особенный, не такой как все. Самый лучший, необыкновенный.

Я наделила Мэла достоинствами и теперь усомнилась в их наличии.

Нельзя разочаровываться в любимых.

Мэл примчался в медпункт, куда меня отвели, не дав проститься с Радиком. А может быть, отнесли. И вроде бы это был Альрик. Или декан. И Морковка поставила укол. Или два. Не помню.

Оказывается, Мэл звонил, а "Прима" осталась в общежитии. Уж не знаю, какими путями он проведал, но появился в институте меньше чем за час.

— Эва! — обнял меня и присел на корточки, заглядывая в глаза. — Если бы я знал! Если бы я знал, — повторял он.

Я сидела на каталке, свесив ноги, и упорно отводила взгляд.

Не могу видеть его. Не хочу разговаривать. Не желаю прикасаться.

Когда Мэл приобнял, чтобы поддержать и проводить до общежития, я вырвалась и пошла впереди.

Шла и думала: имею ли право убиваться и скорбеть больше, чем дядя Радика? Кто дал мне такое право? Его дал Радик — мой друг.

Придя в швабровку, закрылась на замок и упала на кровать.

И обвинила Радика. Трус, трижды трус! Почему он сдался? Почему опустил руки?

Мы с ним сильные и справились бы с любой проблемой.

Нет, Радик — не слабовольная рохля, — убеждала себя. Он не мог поддаться сиюминутному решению.

Оставалось уповать на правильность вывода скоротечного следствия: юношу скрутила сильная головная боль, и сознание помутилось. Он потерял ориентацию и выпал из окна.

Ага, случайно пришел на чердак, случайно открыл створки и высунулся подышать свежим воздухом.

Да, я обвиняю Радика в трусости!

Совершая свой поступок, он не подумал о тех, кому дорог: о матери, поседевшей от горя, о дяде, тянувшем племянника в люди и заботившемся о нем. Не подумал обо мне.

Он нужен мне, черт побери! — зло ударила подушку. И сбежал. Как Алик.

Для того были важнее собственные интересы, нежели задохлая девчонка, прятавшаяся за его спину.

Мэл не ушел. Наверное, он обретался у Капы, свалившись к нему нежданным гостем.

К обеду в наш закуток притопала тётка-вехотка и передала повестку из Первого департамента. "Папене Э.К. явиться такого-то и во столько-то по указанному ниже адресу". Она долго стучала, а я отказывалась открывать, решив, что это Мэл, и лишь услышав голоса за дверью, оторвалась от созерцания потолка и выглянула в коридор, где комендантша громогласно общалась с моим парнем.

— Тебя вызывают из-за драки в "Вулкано". Наверное, кто-то упомянул твою фамилию на дознании. Не бойся, это не допрос, — поспешил успокоить Мэл. — Стандартный разговор для протокола.

Не боюсь я ничего. Мне не страшно. Моему зверю наплевать.

А Мэл уже разговаривал с кем-то по телефону и договаривался о встрече, вышагивая по швабровке.

Потом мы поехали в Первый департамент, и бойкот джентльменству Мэла продолжился. Он может сколько угодно кичиться воспитанием и манерами — меня теперь не купить дешевыми трюками.

Вытянутые искривленные проемы окон и дверей департамента уже не казались причудой гениального архитектора, они напоминали лица, искаженные ужасом. Разве кто-то приходил туда по доброй воле?

Меня начало потряхивать. Видимо, Мэл сообразил, что в любой момент я сорвусь и устрою публичную истерику. Он взял крепко за руку и сказал: "Будь сильной. Так надо", упреждая попытку вырваться. Мэл не догадывался, но его слова подействовали как красная тряпка на быка. Никто не смеет называть меня слабой! Мой зверь силён, — так сказал Радик.

Мэл повел по коридорам, набитым людьми, и по пути опять общался с кем-то по телефону. Перед кабинетом нас встретил мужчина в годах и с легкой сединой на длинных бакенбардах.

— Наш адвокат, — сказал на ухо Мэл. Разве меня в чем-то обвиняют?

Как оказалось, никто не собирался ничего вменять, но адвокат, зачитав мудреные статьи, настоял на своем присутствии и присутствии Мэла при беседе. Дознаватели не особо препятствовали. Они вымотались, опрашивая сотни свидетелей и участников ЧП в клубе.

В итоге говорил Мэл, а мне доверили кивать, поддакивая.

Да, я и Егор Мелёшин посетили в воскресенье ночью развлекательный центр "Вулкано". Да, я стала свидетелем массовой драки. Да, я пришла в клуб с молодым человеком Петром Рябушкиным, с которым посетила ранее прием "Лица года". Да, Рябушкин участвовал в бою на ринге, и мы потеряли друг друга. Да, Егор Мелёшин помог мне выбраться из начавшейся суматохи. Создал ovumo[26] и вывел, подняв на техническом лифте, после чего отвез в общежитие.