Sindroma unicuma. Finalizi

— Не хочу! — закрыла уши и замотала головой. — Не хочу, не хочу, не хочу… Почему ты не остановил их? Почему? Если бы ты остановил, всё было бы по-другому. Неужели нужно воспитывать в человеке зверя, закаляя унижением? А если зверь слаб, и ему требуется время, чтобы вырасти? Ваши расчудесные эффективные методы закаливания увечат и убивают!

Мэл молчал.

— Скажешь, что естественный отбор? — распалилась я. — Выживает сильнейший и приспособленный? Пацан — дурак, потому что решил признаться? Конечно, дурак. Он же видел, что девчонка — дрянь, и знал, что делал, снимая дефенсор[20]. Он виноват, потому что дал слабину, потому что поверил. Не ошибается только бог. Нет, и бог ошибся, создав человека! Этой дуре всего лишь следовало отшить его по-тихому, а не собирать вокруг толпу. Ненавижу ее!

— Эва, никто не виноват. Это стечение обстоятельств…

— Обстоятельств? — понесло меня. — Неужели? Как мило! Да, я обвиняю её! Обвиняю и того гада, что "читал" и копался в голове! Обвиняю того, кто внушал! Они преспокойно разгуливают по институту, а этот ублюдок и вовсе считает, что не при чем! Я обвиняю всех, кто смеялся и показывал пальцем, и никому не пришло в голову прекратить издевательство! Обвиняю ваше долбаное висоратство, ваши законы и правила! Не хочу быть одной из вас! Ненавижу!

Выскочив из машины, я понеслась по тротуару.

Гнев кипел, и ненависть захлестывала, подгоняя. Ноги довели меня до асфальта, означавшего, что окраины остались позади, и вдоль зданий начался теплый пояс. Я бежала вперед, расталкивая пешеходов, и отвечала грубостями на окрики.

Мэл догнал около какого-то магазина и потянул в проулок между домами, в тень. Он обнял и удерживал, пока я выдиралась и отпихивалась, пытаясь вырваться. Когда силы на борьбу с железным захватом иссякли, Мэл погладил меня, выдохшуюся и поникшую:

— Эва, пойдем домой. Пожалуйста.

Я разрешила взять себя за руку и довести до машины. Всю дорогу до общежития мы молчали, но по приезде ухаживания Мэла вновь были отвергнуты.

Сны о лесе не исчезли и приходили с завидной регулярностью. Более того, они вытеснили прочие сновидения, в том числе из детства.

У меня не было ни сил, ни желания флиртовать и заигрывать с хозяином чащобы, и ему не нравилась моя пассивность. Раздражение и недовольство невидимого спутника пропитали сонное пространство, и он с упорством и настойчивостью охотника преследовал меня по буеракам, рощам, опушкам.

В одну из ночей пришло озарение: это не просто погоня. Это гон. Сильный выносливый самец гоняет самку, пока та не признает его своим господином и повелителем и не преклонит колени, смирившись.

Как днем меня одолевало упрямство в общении с Мэлом, так и во сне я сопротивлялась произволу, и лишь разные случайности вырывали сонное сознание из погони по призрачному лесу.

Преследователь был хладнокровен и безжалостен, он знал, что рано или поздно я остановлюсь и поверну назад. Чего он ждал? Хозяин леса в любой момент мог настичь меня, и все же не торопился, играя, как кошка с мышью. Очевидно, он проверял, насколько сильна и неутомима самка, чтобы выносить потомство.

Из этих снов я выходила мокрой от пота. Одежда душила и мешала, натирая болезненно ноющее тело. Кожу жгло натуральным образом.

Однажды не выдержав, я бросилась посреди ночи в душ и стояла под ледяной водой, пока не начала клацать зубами, и только тогда заметила, что забралась под струи воды в пижаме.

Дрожа от холода и прикрываясь мокрой одеждой, я прокралась на цыпочках к швабровке. Глухая ночь, чего стесняться? Оказывается, и в три часа утра не все спят. В дверях своей комнаты стоял Мэл и смотрел на меня. Слышит, он, что ли, каждый шорох?

Мне и в голову не приходило поделиться с кем-либо подробностями ночных приключений. Утвердившись во мнении, что сон символизировал притяжение к Мэлу, я пыталась самостоятельно освободиться от зависимости.

И ведь не заболела — ни разгуливая по морозу, ни под душем.

А потом пришел Петя.

После гибели Радика я перестала отвечать на звонки, и Мэл общался по телефону от моего имени, испросив разрешение. Мне было все равно, поэтому чемпион, позвонив, напоролся на Мэла, ставшего моим пресс-секретарем.

Наверное, Мэл разъяснил Пете, кто есть кто в нашем королевстве, и предупредил, чтобы тот не задавал лишних вопросов. Собственно говоря, спортсмена заботил единственный вопрос: покаяние и прощение.

Каялся Петя, прощать надлежало мне.

Чемпион снова стал домашним благовоспитанным мальчиком, но дни, проведенные в отделении, сделали его взрослее. Наверное, Петя насмотрелся немало и осознал: у развлечений бывают далеко идущие последствия, которые заносятся в личное дело и вредят будущей карьере, как и подмоченная репутация. Вышло так, что кавалер дочки министра экономики самым свинским образом бросил свою даму на произвол судьбы во время ужасной драки, поступив как трус.