Sindroma unicuma. Finalizi

— Затем. Потребовалось, — объяснил невнятно Альрик.

— Это невозможно, — заявил убежденно Айк. — Точно не наша?

— На сто десять процентов.

— Все равно, — упорствовал зять. — Если отшибло память, могу напомнить. В отличие от блохастых ты — чистокровный, хотя я начинаю сомневаться и в этом. Чудес не бывает. Можешь переливать кровь литрами и кусать во всех доступных местах на пять рядов, но человеческий геном не изменить. Так что, мой тебе совет: действуй проверенными дедовскими методами, — развеселился Айк. — Хватай и владей. Ты всегда был трудным, и всегда у тебя получалось шиворот-навыворот. Чего боишься? Убить ее лаской?

— Она совсем девочка.

— Это ты перегрелся, бегая за ней. Попала на твою территорию? Попала. Какие могут быть сомнения? Уверен, она задаст тебе жару. Сдуешься раньше неё. Это её первое полнолуние?

— Выходит, да.

— Сочувствую.

— Спасибо.

— Не тебе, олух. Ей.

Рассоединившись, Альрик походил по кухне и вернулся к окну. Небо заволокла ровная чернота без намека на раннее утро.

Невероятно. Невозможно физически и логически. Фантастично.

Жалкие миллилитры крови пробудили к жизни инстинкты, дремлющие в незаметной мелкой студенточке. Разве такое бывает?

Раньше не бывало. Генетика, чтоб её. Несовместимость. За тысячи лет существования его вида — ни одного результата от смешанных связей, не говоря о пустых попытках обращения.

И что делать?

Теперь не вырвать. Он сросся с ней. На пальцах остался вкус ее желания.

Альрик поднес ладонь к лицу и вдохнул. Нежная и вспыхивает как огонек. Его самочка.

Решительно невозможно отказаться. Соблазн щекочет ноздри. Искушает.

Вот так неожиданно Альрик попал в собственную ловушку. Вырыл яму другому и сам же свалился в нее. Рухнул плашмя. Олух, как сказал Айк. Зять прав: он — слепец. Ни чутья, ни интуиции. Ходил рядом и не замечал, не видел, а время убегало.

И не подозревал. Хотя в кабинете декана почудилось знакомое, но мысль была отброшена в силу невероятности.

"Я несвободен", — сказал Альрик студенточке. Всё правильно, несвободен. А она сидела с ошарашенным видом, и ее ножка лежала на его колене. И на осмотрах "замораживала" стекло в окне, играя, — ребенок ребенком. И помогала сдергивать летающего уродца Царицы с потолка. Спрашивала совета, протягивая фотографии, сделанные в машине, и заглядывала в глаза, ища поддержки, когда мальчишка сорвался, приревновав. Приняла близко к сердцу самоубийство первокурсника, а Альрик пропустил мимо внимания и не настоял на осмотре.

Значит, плохо настаивал, — взъерошил волосы. Сам виноват. Увлекшись охотой за фантомом, пустил слюну как сопливый щенок.

Глупец. И зарвался. Хотел щелкнуть по носу мальчишку, решив проучить того, а вышло так, что схлопотал сам. Судьба посмеялась над Альриком и подставила подножку.

Теперь мальчишка снимает сливки, но скоро выдохнется, не сумев обуздать и усмирить.

Удержать бы себя в руках, зная, что к ней прикасается другой, потому что у него есть на то право.

Самое время ставить жирный "неуд" в ведомости напротив фамилии Вулфу.

И все же вопрос не давал покоя. Почему таковое произошло? Каким образом случилось так, что ли-эритроциты в его крови изменили генную цепочку непримечательной студентки и к тому же невидящей?

Впрочем, слепота не могла повлиять на мутацию. К худу или к добру, но достоверно известно, что умение видеть волны не исказило отточенную веками наследственность Альрикового вида.

Хотя бы за дальновидность можно похвалить себя, в частности, за опытные образцы, законсервированные после осмотров. В институте нет необходимого оборудования, но это легко решаемая проблема.

Альрик выбрал номер из списка в телефоне.

— Привет. Нужна твоя лаборатория.

— Смотрю, тоже не спится? — усмехнулся на том конце абонент. — Приезжай.

* * *

— Эва… Ты проспишь экзамен. Эва… — не унимался шепот. — Нам нужно идти. Мы и так опоздали.

Я открыла глаза, потягиваясь. Плотно задернутые шторы не смогли спрятать полдень за окном. Ухо уловило чириканье воробьев в парке, взревевший двигатель машины на дороге, голос тетки-вехотки, ругавшей в холле слесаря-лентяя.

Утренний сон принес облегчение, но мышцы снова в тонусе.

— Ну его, этот экзамен, — обняла Мэла. — Не хочу.

— Нужно, — высвободился он. — Вставай.

Я воспламенилась мгновенно.

— Конечно, — согласилась ехидно и вскочила с кровати. — Пойду собираться, — и направилась к выходу. Голышом и покачивая бедрами.

— Эва, — парень очутился впереди, загородив дверь и не давая выйти. — Что ты творишь?

— То есть? — состроила невинное лицо. — Ты сказал: "Собирайся на экзамен". Я и пошла, милый, — обласкала его, обежав пальчиками по лицу, от виска к подбородку.

На мгновение Мэл дезориентировался, но тут же пришел в себя и схватил футболку со спинки кровати.

— Надень.

Я демонстративно надела, посмеиваясь. Мне нравилось испытывать терпение парня и дразнить его.

— Доволен?

Добежав до швабровки, послала воздушный поцелуй от двери, и Мэл закатил глаза к потолку с видом мученика.

Из меня лилось. Нет, из меня фонтанировало желание провоцировать и выводить из равновесия.