Sindroma unicuma. Finalizi

Пританцовывая, я выбрала из вороха упаковок самое откровенное белье и надела обкромсанную короткую юбку. Натянув кофточку, подобранную Вивой во время поездки в переулок Первых Аистов, полюбовалась отражением в оконном стекле. Глубокий треугольный вырез смотрелся весьма аппетитно.

Я нравилась себе. Нравилась яркая помада, нравился блеск в глазах, нравились ресницы, выделенные тушью, нравились изгибы бровей. Впору облизнуться.

Зря. Меня снова замутило.

Шубку — на пуговки, сумочку — на плечо и вперед из комнатушки. Я уж и забыла, куда собиралась пойти.

Мэл вышел из пищеблока. Он был в рубашке и при галстуке — как конфетка. Черт, так бы и съела.

— Ты не позавтракала, а перед экзаменом нужно обязательно поесть, — начал выговаривать мне.

— Да, это большое упущение, — вжала я парня в стену. — Сейчас исправим. — Обежала языком по его губам и пососала нижнюю.

— Эва, — простонал Мэл, обнимая. — Нужно идти.

— Ну, хорошо, — согласилась с угрозой. — Я пошла. Чао.

И полетела из общежития — беспечно и ветренно.

— Подожди! — крикнул Мэл.

Держи карман шире.

Я припустила по дорожке к институту и улыбалась яркому солнцу, искристому снегу и встречным, рассылая воздушные поцелуи. И мне улыбались, а парни останавливались и смотрели вслед.

— Телефончик дашь? — спросил долговязый четверокурсник с элементарного факультета.

— Дам, — согласилась кокетливо. — Записывай.

Запахи забивали нос, звуки оглушали уши. Я слышала, как на крыльце девчонки обсуждали модные маникюры, а у ворот парни делились впечатлениями от сданного экзамена.

— Эва, притормози, — подхватили меня под локоть. Это Мэл догнал у поворота. — Хочешь, чтобы я вызвал на димикату[13] половину института?

— Не злись, милый, — проворковала, сложив губы бантиком, и Мэл забыл, о чем говорил. Какие лопушки, эти мужчины!

Мы зашли в институтский холл, и парень не отпускал меня, придерживая за талию и прижимая к себе. Когда он сдал шубку в раздевалку, его глаза сощурились, и на лице появилось нехорошее выражение, говорившее, что сейчас кому-то устроят а-та-та за вольности в одежде.

А меня несло неудержимо. В крови нарастали градусы, и снова лихорадило. Я вела себя вызывающе, дерзко, притягивая внимание студентов, попадавшихся на пути.

— Какие люди и без охраны! — раздался знакомый голос за спиной. От статуи святого к нам приближался Макес.

— При-евет, — протянула я, развернувшись к товарищу Мэла, и закрыла мечтательно глаза. — М-м-м… Амбра, бергамот, корица… У вас есть вкус… Максим… — имя прозвучало с чувственной хрипотцой.

Макес замолчал, подавившись воздухом, в то время как Мэл мрачнел с каждой секундой.

— Стараюсь для милых дам, — ответил с ухмылкой пестроволосый, быстро сориентировавшись. Парень включился в игру, и его оценивающий взгляд гладил меня по шерстке.

— Милые дамы под впечатлением, — ответила я, флиртуя. — Чем еще удивите… Максим?

— Нам пора, — потащил меня от стойки Мэл. — Потом договорим, — бросил товарищу через плечо, удаляясь.

— Милый, не кипятись, — засеменила, поспевая за раздраженным парнем. Мы зашли в коридор, и вдруг я, не сдержавшись, прижала Мэла к стене. Он приглушенно охнул — то ли от неожиданности, то ли от боли, и его руки оказались распятыми.

— Эва… — выдохнул, когда я потерлась, терзая его губы. — Эва…

Тело ныло. Разве можно испытывать боль, желая? Что со мной? Вдруг это одержимость?

Я отскочила от Мэла. Меня колотила мелкая дрожь.

Это не болезнь. Со мной всё в порядке. Всё нормально.

— Догоняй! — крикнула и побежала вверх по лестнице.

Мэл перехватил меня у поворота, притянув к себе, и мы вполне прилично дошли в обнимку до экзаменационной аудитории, где заняли подоконник и очередь в хвосте сдающих.

Экзамен подходил к концу, поэтому ряды студентов заметно оскудели. Но и тех бедняг однокурсников, что не успели пообщаться с преподавателем, невидимая сила оторвала от мандража и конспектов, заставив безотрывно пялиться на нас с Мэлом, точнее, на меня.

Смотрите, мне не жалко. Еще ногу на ногу положу и стану накручивать локон на пальчик, поглядывая на парней с вызовом. И мне снова жарко и душно, зато пьяняще весело, в отличие Мэла, который напряжен.

— Пойдем, — потянул он. — Наша очередь. Прошу, будь умной девочкой и не шали. Удачи тебе.

Да мне удача — по ветру, то есть по фигу. Что характерно, я не готовилась к экзамену и ни разу не открыла конспекты лекций, но не испытывала сейчас ни капли страха и волнения, словно заявилась под пресветлые очи преподавателя, чтобы развлечься.

Ромашевический морщился, выказывая презрение отвратительно слабым ответам, отвратительно бездарным студентам и отвратительно солнечному дню, потерянному впустую.

— Выбирайте билеты, — предложил кисло.

И опять Мэл ткнул в бок, чтобы я показала вопросы, и занял стол позади и выше по ряду.

Сидеть спокойно не получалось. Одежда жала, кожа зудела. Меня бросало то в жар, то в холод, и билетик пригодился в качестве веера для яростного обмахивания.