Sindroma unicuma. Finalizi

Об этом знал персонал лечебницы, и наверняка знали Мелёшин-старший и мой отец, читавшие рапорты и отчеты. Не сомневаюсь, что о возмутительных отношениях судачили высокопоставленные курортники, но никто не тыкал ими в лицо ни Мэлу, ни мне.

Мэл поступил как мужчина. По факту. Ни разу не сказал: "Может, передумаешь?" и не разубеждал в неприличности совместного проживания.

А я… Разве можно считать грехом счастье, переполнявшее меня?

И все же счастье имело привкус вины. Рассказ Царицы, всплывавший в памяти с завидной регулярностью, возвел Мэла на пьедестал героя, не опустившего руки в отчаянной ситуации, когда всем прочим думалось, что выхода нет. Недостатки Егора казались мелочью и меркли перед Поступком, совершенным ради меня.

Я разгадала намек проректрисы, воззвавшей к пониманию. Мэл рискнул вызволить мое сознание из небытия не ради долга, денег или известности. Он не требовал заверений в вечной признательности и слюнявых благодарностей. Он не потерпел бы заискивающего преклонения и угождения его капризам. Мэл ни разу не обмолвился об ашшаваре

[38] и в разговорах обходил стороной дни, проведенные в стационаре и в госпитале. Определенно, его тяготил нимб, и меньше всего Мэл хотел, чтобы я полировала символ святости, начищая до блеска.

Если бы не характер Мэла, действовавший на меня отрезвляюще, я ослепла бы от света его неординарной личности и скатилась в рабское почитание без собственного мнения. Ибо характер Мэла изменился, но незначительно.

Мэл оказался не таким уж чистюлей и аккуратистом. Он забывал открытым тюбик с зубной пастой или бросал мокрое полотенце в кресло. Или разбрасывал одежду по комнате. Или после душа оставлял коврик в ванной плавающим в луже воды.

Он не любил пенку на молоке, пил кофе строго со сливками и тремя кусочками сахара, ненавидел каши и слушал тяжелый рок. Он оказался "совой" на пару со мной.

И я любила его таким, какой он есть.

Перед тем, как вернуться в столицу, Эр отчитала меня по полной программе за разгильдяйство и равнодушие к людям, оберегавшим мое здоровье и безопасность. Я, конечно же, горячо повинилась, раскаиваясь, и умоляла простить.

— Ну, вот, слезки собираются. Не плачь, — утешила женщина. — Вижу, что искренне переживаешь. Хотя утром я перетрусила. Захожу, чтобы потрогать лоб, а тебя ни в ванной, ни в туалете нет. Меня сердечными каплями отпаивали. Мальчишки сообщили, куда следует, а потом узнали, что ты в город укатила. Сбежала.

— Прости, — обняла я Эр, представив испуг женщины, обнаружившей на кровати чучело вместо спящего человека. — Больше не сбегу.

— Не сомневаюсь. За своим сокровищем ездила? Не прячь глазоньки. Горят ярче, чем у мартовской кошки. Не пойму, вроде бы тот же парнишка, что в стационаре жил, и вроде бы не тот, — задумалась медсестра. — Правда, недолго ночевал возле тебя. Эм дежурила, когда его в больницу увезли.

— Это он, — кивнула я. — Перенес тяжелую операцию.

— Бедняжка. Надеюсь, будет строжиться над тобой и отучит быть дитём.

Согласна. Пусть воспитывает денно и нощно.

Распрощавшись, Эр уехала, передав меня в руки персонала лечебницы.

Чем занимались я и Мэл? Учились быть вместе, узнавали друг друга, проходили реабилитацию. Я — с утра и после обеда, а Мэл — трижды в день.

Помимо лечебных процедур, начатых в стационаре, добавились занятия, развивающие моторику рук. Меня заставляли работать с мелкими деталями: бисером, бусами, элементами конструктора, мозаикой. Я создавала аппликации, лепила из пластилина, пыталась вышивать, плела макраме, собирала разрезанные на кусочки картинки, рисовала карандашами, красками и даже углем.

Меня учили играть на пианино. Сперва предложили выбрать любой из инструментов, и я, поколебавшись, остановила выбор на классике жанра.

Мою память, как и ум, тренировали домашними заданиями: заучиванием наизусть стихотворений и отрывков из текстов, решением математических и логических задач.

Я вырабатывала твердость руки при письме, тренируя каллиграфический почерк. Отдельно ходила на занятия по расширению речевого запаса и оперированию словами, где подбирала рифмы, подыскивала синонимы и антонимы, разгадывала кроссворды и ребусы.

Мне завязывали глаза, давали какой-нибудь предмет и предлагали описать его на ощупь и угадать. Или заставляли ходить босыми ногами по ножным ваннам, наполненным разными средами: теплой и холодной водой, песком, галькой, щебнем. В вынужденном отсутствии зрения обострялись прочие органы чувств.

Куратор, следивший за реабилитацией, пояснил, что мелкая моторика тесно связана со зрением, памятью, речью, восприятием и вниманием. Чем лучше она развита, тем эффективнее работает нервная система. А еще от развития мелкой моторики зависит скорость реакции на внешние раздражители. Стимулирование же тактильных ощущений способствует быстрой ориентации, помогает абстрактному мышлению, развивает интуицию и чувствительность.