Синельников (сборник рассказов)

Уверен, что в тот момент, когда мы, стоя между автомобилями, прощались с Амалией и Хельмутом, Магдалена уже звонила в психиатрическую клинику доктора Шлиеркампа и срывающимся голосом расписывала, какую угрозу для общества представляет Брюн. Доктор и без ее актерских ухищрений знал, что ситуация чревата, в словах пока еще действующей жены Старого Карла ничуть не усомнился, и немедленно распорядился выслать бригаду экстренного реагирования. Во главе этой бригады Магда и предстала перед нами, торжественно войдя той самой своей знаменитой походкой, где, по выражению классика, каждый шаг оказывал великую милость паркету, которому выпало счастье оказаться под ее ногами.

Итак, Магда и с ней — трое шкафов в белых халатах: один явственно начальник, видимо, врач, с какой-то бумажкой в форме анкеты, и двое громил-санитаров — в руках палка с петлей, уже мне знакомые резиновые тросы и пневматическая пукалка для стрельбы шприцами с транквилизаторами. Без всяких объяснений, по одному только ужасу в глазах Брюн я сообразил, кто они такие и зачем пожаловали. У всех троих в глазах охотничий азарт — переговоры бессмысленны, они только и ждут какого-то сопротивления, и чем энергичнее, тем лучше, слепому видно, что ребята свое дело знают.

— Брунгильда Ветте, вам придется пойти с нами.

Их трое, я один, на Руди надежды никакой, невеселая выходит картинка, но если кто-то думает, что я так просто отдам свою возлюбленную в чьи-то лапы, тот здорово ошибается. Внизу в вестибюле Фердинанд, и моя главная задача туда и передвинуть арену событий.

— Майор, — сказал я машинально, обращаясь больше к самому себе, — к бою! Противник в расположении!

И тут начались вещи невероятные. Эффект от этих нехитрых слов, что я пробурчал под нос и сквозь зубы, собираясь с силами для драки, вышел совершенно феерический. Да-с, не до конца Вольф Ветте утратил связь с реальностью. Опрокинув стул, он с юношеской резвостью бросился к стене и обеими руками хлопнул по ней снизу вверх. Дубовая панель метра полтора на полметра слетела, и за ней открылся очень мило висящий на крюках шедевр «Рейнметалла» — МГ-34 с дырчатым кожухом и изумительным по красоте модернистским прикладом вишневого дерева. Рядом пристроилась коробка с зубастой, ощерившейся патронами лентой, утекавшей в затвор. Молодецки подхватив все это хозяйство, майор вновь подскочил к столу — ну чистый Рэмбо. У горилл было несколько секунд, но по дури и растерянности они это время упустили.

Дальше, как сказано опять-таки у классика, пулемет завыл и затряс весь дом. Словно в настоящем сражении, майор покрыл всю гостиную ураганным огнем. Вот это, я вам доложу — ударили фонтаны, клочья да осколки; пожирая ленту, старина МГ плясал в стариковских руках, гильзы скакали по тарелкам и залетали в рюмки; горилл как ветром сдуло, только Руди сидел будто в ложе, озираясь в полном восторге. Сочиняет рассказ для клуба, мерзавец, подумал я. С полминуты я наслаждался этим зрелищем, особенно, как стерва Магдалена полезла под стол, затем скомандовал «Прекратить стрельбу!»

Ни в кого майор, конечно, не попал. Бригада расстелилась на полу в живописных позах, и когда их главный неуверенно приподнял голову, я уже упер ему между ушей леденящую ручку столового ножа.

— Лежи, земляк, целее будешь, — ласково предложил я и затем продолжил. — Ребята, не знаю, сколько вам платят, но умирать за эти деньги все равно не стоит. Здесь, как видите, все здоровы и в ваших услугах не нуждаются. А завтра мы сами приедем в клинику и засвидетельствуем свое почтение доктору Шлиеркампу. Впрочем, если хотите в гробу напоминать решето, милости просим. Отвечать, как вы понимаете, будет некому. Майор, вы будете представлены к награде за мужество и военную мудрость в боевой обстановке.

Возражений не последовало, гости проявили понимание и спешно ретировались, Магдалена, вылезая из-под стола, по странной случайности налетела лбом на мою коленку и, напутствуемая фразой «Пшла вон, кобыла толстомясая», тоже покинула наше общество.

— Бруно, это было гениально! — завопил было Руди, но тут МГ рухнул в отчаянно зашипевший винегрет, фарфоровое блюде мерзко хрустнуло, и Вольф Ветте, закатив глаза, начал медленно заваливаться назад, цепляясь за скатерть. Я едва успел подхватить его:

— Руди, не стой столбом, берись, и несем на кровать! Брюн, «скорую»!

Приехала «Скорая», за ней — вторая и с ней мой давний приятель, самый знаменитый кардиолог Дюссельдорфа Лысый Конни, он же Конрад Вальденштайн, бритый наголо верзила-австрияк, без колебаний променявший отцовское благословение, земли и богатство на скальпель и зеленое одеяние хирурга. Покачал головой:

— Никуда не повезем. Его и трогать-то нельзя. Ты хоть знаешь, что такое миокард и желудочки сердца?

— Знаю, что делают какое-то шунтирование.

— Шунтирование чего? Попал пальцем в небо. У него там кисея, тюль, задней стенки, считай, вообще нет… Шунтирование… Будет чудо, если он дотянет до утра. Вы Хельмуту звонили?

— Да, они с Амалией едут. Вернулись с пол-пути.