Синеока, что делать?

— Кажется, я переборщил. Обидел… — раздосадовано Степан заходил взад-вперёд по комнате, мучаясь чувством вины. Потом не выдержал и побежал следом.

Впереди, метрах в пятидесяти, мелькнула её белая юбка и скрылась в темноте леса. Где-то там стоял амбар для хранения и сушки ягод, а за ним начинался частый малинник, посаженный наподобие лабиринта. Он без сопровождения сам бы туда не сунулся никогда. Кусты, колючие и ветвистые, стояли выше головы. Ни заглянуть, не выглянуть…

Добежав до того места, где, как ему показалось, Лиля свернула, он остановился и крикнул:

— Лиля! Лиля подожди. Прости, я был слишком груб! Лиля!

Но Лиля не отвечала. Степану показалось, что она где-то недалеко тихо всхлипнула, пискнув, как это бывало раньше. Он бросился на звук в колючий, благоухающий ароматом малины лабиринт.

— Лиля! Солнце садиться. Давай вернёмся! Не обижайся. Прости меня, дурака! — кричал он, но в ответ слышал только шорох травы и тихое всхлипывание. Через какое-то время Степану показалось, что прошла целая вечность. Солнце в самом деле садилось, и в лесу становилось жутковато. Малинник кончился, а оказавшись среди высоченных сосен, он понял, что вовсе не видит Лилю.

— Лиля!

Впереди послышалось уханье совы, жуткий скрежет. И вдруг, оглушительно вспыхнув, эхом пронесся по округе испуганный девичий крик.

— Лиля! — Степан рванулся вперёд. Он всматривался в темноту, задыхаясь от волнения. Кто? Где? Как?

— Лиля!

Снова послышался душераздирающий скрежет. Степан заметил впереди лёгкое свечение. Побежал, споткнулся о корягу, разодрал ногу, встал и снова побежал. В темноте маяком трепетал белый клочок Лилькиной юбки. Степан щурился. Куриная слепота сковывала взгляд, но он все же увидел, как мечется Лиля в объятиях… дерева. А дерево — старый трухлявый ствол, затягивает её внутрь, в сердцевину ствола… С глаз пропали голова, плечи, и белая юбочка вот-вот пропадёт из поля зрения.

Степан схватил Лилю за ноги и потянул на себя. Схватка с «деревом» длилась несколько безумных секунд: ноги Лилии уплывали из рук Степана, как песок сквозь пальцы.

— Да что это за чертовщина! — взревел он и вцепился руками в расщелину, раздвигая края луба в разные стороны. Ничего не получалось. Ситуация становилась отчаянной. Степан заорал во всю глотку, схватил увесистую корягу с земли и со всей силой удалил по стволу.

Лиля перестала сучить ногами, и Степан понял, что сработало. Тогда, что было сил, он стал лупить корягой по дереву без остановки. Ствол заскрипел, расщелина чуть растворилась, как пасть амазонской арапаймы1, и Степан увидел волосатое лицо с круглыми дикими глазами и торчащими большими островерхими ушами. Человеком его можно было назвать весьма условно…

Степан хватанул его корягой промеж глаз, и голова существа безвольно повисла в расщелине трухлявого ствола.

Совсем близко раскрылся омут, и из него шагнули Шмель и Синеока.

— Что произошло? — удивленно спросила, обеспокоенная Синеока.

— Мы услышали шум и почувствовали, что творится неладное. Это Лиля? — спросил Шмель и, не дожидаясь ответа, приблизился к дереву, возложив на него ладони по обе стороны расщелины. Дерево заскрипело и, медленно расправляя старый, пожелтевший от времени луб, открылось. Из пасти лже-арапаймы вывалилась Лиля. А следом…

— Лешак. Одичавший лешак, — опознала чужака Синеока.

Степан подхватил Лилю на руки и понял, что она без сознания. К изумлению присутствующих, он зарыдал.

— Лиличка, Лилёк, очнись! — омывая её лицо градинами слёз, Степан то прижимал Лилю к груди, то, отстраняясь, снова всматривался в неё, ища присутствия искры сознания. Видимо, боясь, что она больше никогда к нему не вернётся. — Ну сделайте же что-нибудь! Сделайте!

— Скрути его и в сарай, — отдала распоряжение Синеока, и Шмель навис нас лешаком. Синеока присела рядом с Лилией.

— Думаю, с ней всё в порядке.

Синеока прикоснулась белыми пальцами к вискам дочери и приблизила лоб к её прохладному, чуть влажному лбу. Несколько секунд Степан наблюдал зеленоватое свечение, соединяющее двух женщин воедино. Резало глаза, и он опустил взгляд. Лилия вздрогнула в его руках, и Степан облегченно вздохнул.

Запирающее заклятье

— Как ты себя чувствуешь? С тобой точно всё хорошо? — беспокоился Степан, не отходя от Лилии ни на шаг. Лиля молчала. С момента похищения она ещё не промолвила ни слова. Глаза у девушки были грустнее некуда. Подёрнутые влажной поволокой, они безразлично смотрели в одну точку. Периодически Лилия засыпала, пугая этим Степана. Здоровому человеку не свойственно подобное поведение. Он не находил себе места, мечась в маленькой комнатке, как загнанный в угол зверь. В любой момент он готов был сорваться и уехать в город, чтобы показать Лилю врачу. Заверения Синеоки в том, что ничего страшного в состоянии Лили нет его не успокаивали.

* * *

— Ты знаешь его? — спросила Синеока, напряженно вглядываясь в лицо лешака, повязанного верёвкой и лежащего на полу амбара. Тот начал приходить в себя.