Сингапурский квартет

"...Теперь мое будущее неясно. У меня нет Родины и дома, хотя достаточно денег. Играть с любым государством - бесперспективное дело, а с российским вдвойне. Я ставил на кон не только судьбу, но и жизнь! И вполне представлял расплату в случае проигрыша. Видел, как на причале в Сухуми морские пограничники сдавали с катера грузинам человека, оравшего на весь порт... Бедолага, наверное, часами высиживал на пляже, прячась в кустах, изучал режим работы прожекторов. Я понял тогда: прорыв через морскую границу вблизи наземной обречен. Разбег для прыжка нужен издалека. Откуда кажется почти невероятным. Я перебрался севернее, в Анапу. Здесь, в отличие от Сухуми, патрулирование на пляже прекращалось в полночь. Прожекторов меньше.

Спустя пять лет, в 1994 году, в Анапе все так и осталось...

В 1988 году я шел из Сухуми в Анапу катером. Присматривался к морю. С причала прошел на пляж. Закат. Фланирующая публика. Выпивохи на гальке. Чтобы они не расползлись, как тараканы по свету, вдоль границы отсюда и до бесконечности на запад и восток расставлены солдаты с автоматами и собаками. На горизонте силуэты сторожевых катеров. Лучи прожекторов хлещут по морю и производят сильное впечатление. Я снял в городе комнату и на рассвете организовал свой передвижной наблюдательный пост. Осторожно, как бы меняя места на пляже и прогуливаясь, перемещался по берегу. Четыре дня спустя я знал распорядок несения караулов, даже окрасы овчарок. Активный поиск велся с собаками вдоль берега до полуночи. Но только через несколько лет мне предстояло узнать, что отсветы прожекторов просматриваются чуть ли не с середины Черного моря...

Я принял решение оборудовать тайник в пионерлагере. Пограничники не заворачивали на его территорию, проходили мимо, напрямик, через пляж. В ту августовскую ночь на задворках лагеря, примыкавших к берегу, я закладывал в яму, обложенную клеенкой, надувную лодку в тальке, тент-сиденье, пластиковые весла, рюкзак с консервами и две пластиковые канистры с пресной водой. Неожиданно явилась группа вожатых с вином и водкой. Пришлось лежать, выслушивая дурацкие выкрики и песни, пыхтение совокупляющихся, под конец разборку с матом. В те часы и родилась идея не полагаться на надувную лодку, а собрать продолговатый плот из пинг-понговских шариков в особой оболочке. Локаторов я не опасался. Мое плавсредство и снаряжение не имели металлических деталей. Но в стране тотального дефицита я не мог сразу найти шары и подходящую ткань для оболочки, которая сливалась бы с морем в луче прожектора.

Летом 1989 года я вернулся к тайнику, заложил в него шарики и оболочку. Но выйти в море не хватило духу. Штормило. А потом, когда волны успокоились, ветер ещё долго оставался порывистым и противным. Кроме того, мне мерещилась слежка, даже во сне. При сложившейся погоде и с такими нервами я не выгреб бы далеко за одну ночь. Пришлось опять перенести операцию на следующий год. Однако жизнь внесла поправку и в этот срок, выход в море затянулся на пять лет...

В феврале 1994 года, когда я приехал в Анапу, пионерский лагерь пустовал, палаты зияли выбитыми окнами, задворки, примыкавшие к пляжу, заросли рыжим жилистым бурьяном и гигантскими несрубаемыми репейниками. Температура воды была, конечно, не августовская. Предвидя это, я прихватил из Москвы итальянский утепленный гидрокостюм, в котором рассчитывал выдержать две недели в зимнем море... Конечно, границы страны тогда уже открылись. Но так получалось, что опять не для меня. Сто дней после октябрьского побоища в Белом доме я отсиживался на конспиративной квартире, или, как говорили мои работодатели, на "кукушке" в доме на улице Черняховского у метро "Аэропорт". Состоял при портфеле со стодолларовыми купюрами. Ждал, что явится кто-нибудь, кому я мог бы сдать деньги по паролю ...

Квартира считалась снятой аудиторским кооперативом, сотрудника которого меня и наняли изображать. Хозяйка жила в Израиле, плату за два года вперед наличными я передал её мужу, писателю, который, не пересчитав, сунул деньги в пиджачный карман и битые полчаса повествовал о дружбе с Константином Симоновым, жившим в том же подъезде...

Сто дней я сидел в пустой квартире. Выходил рано утром и поздно вечером.

Здесь, видимо, я должен сообщить о своих работодателях.