Сингл и Сингл

Кухня просторная, с низким потолком. Медные сковороды, купленные на аукционе дизайнером по интерьерам, свисали с древних балок, появившихся во время одной из бесчисленных перестроек. За столом хватало места для двадцати слуг. У дальней стены – голландская печь, так и не подсоединенная к дымоходу.

– Ты, должно быть, ужасно голоден, – заметила она.

– Честно говоря, нет.

Они заглянули в холодильник, чтобы найти что-нибудь из съестного. Бутылку молока? Ржаной хлеб? Банку анчоусов? Ее трясущаяся рука лежала на его плече. «Через минуту я тоже начну трястись», – подумал он.

– О, дорогой, у миссис Хендерсон сегодня выходной, я пощусь по уик-эндам. Всегда постилась. Ты забыл. – Их взгляды встретились в полумраке кухни, и он понял, что она его боится. Задумался, пьяна ли она или только на подходе к этому состоянию. Иногда язык начинал у нее заплетаться чуть ли не после первого стакана. А бывало, она держалась уверенно и после двух бутылок. – Ты не очень хорошо выглядишь, Олли, дорогой. Перерабатываешь? Если ты что-то делаешь, то всегда с полной отдачей.

– У меня все нормально. И ты прекрасно выглядишь. Просто невероятно.

Конечно, невероятным тут и не пахло. Каждый год перед Рождеством она уезжала, по ее словам, в короткий отпуск и возвращалась без единой морщинки.

– Ты шел пешком от станции, дорогой? Я не слышала шума автомобиля, да и Джако тоже. – Так звали ее сиамского кота. – Если бы ты позвонил, я бы за тобой приехала.

«Ты ведь уже многие годы не садишься за руль, – подумал он. – С тех пор, как врезалась на „Лендровере“ в сарай и Тайгер сжег твое водительское удостоверение».

– Мне нравится ходить пешком, честное слово. Ты знаешь, что нравится. Даже под дождем.

«Через минуту нам обоим будет не о чем говорить».

– Поезда обычно по воскресеньям не ходят. Миссис Хендерсон вынуждена делать пересадку в Суиндоне, если она хочет повидаться с братом.

– Мой пришел вовремя.

Оливер сел за стол на свое привычное место. Она осталась на ногах, глядя на него, дрожа и волнуясь, шевеля губами, словно младенец перед кормлением.

– Есть кто-нибудь в доме?

– Только я и кошки. А кто должен быть?

– Спросил из любопытства.

– Собаку я больше не держу. После смерти Саманты.

– Я знаю.

– Перед смертью она просто лежала в холле, в ожидании «Роллса». Не шевелилась, не ела, не слышала меня.

– Ты мне рассказывала.

– Она решила, что у нее может быть только один хозяин. Тайгер велел похоронить ее рядом с вольером для фазанов, что мы и сделали. Я и миссис Хендерсон.

– И Гассон, – напомнил Оливер.

– Гассон вырыл могилу, миссис Хендерсон сказала, что положено. Грустная история.

– Где он, мама?

– Гассон, дорогой?

– Тайгер.

«Она забыла слова, – подумал он, глядя, как наполняются слезами ее глаза. – Она пытается вспомнить, что должна сказать».

– Олли, дорогой.

– Что, мама?

– Я думала, ты приехал, чтобы повидаться со мной.

– Так и есть. Просто мне интересно, где Тайгер. Он был здесь. Мне сказал Гупта.

«Это несправедливо. Ужасно несправедливо. Она поднимает волну жалости к себе, чтобы укрыться от вопросов».

– Все меня спрашивают, – заголосила она. – Массингхэм. Мирски. Гупта. Этот Хобэн из Вены, от которого мурашки бегут по коже. Теперь ты. Я говорю им всем: «Не знаю». Казалось бы, с этими факсами, сотовыми телефонами и еще бог знает с чем они должны знать, где находится человек в любой момент. ан нет. Информация – это не знание, постоянно говорит твой отец. Он прав.

– Кто такой Бернард?

– Бернард, дорогой. Ты знаешь Бернарда. Большой лысый полицейский из Ливерпуля, которому помогал Тайгер. Бернард Порлок. Ты однажды назвал его Кудрявым, так он едва не убил тебя.

– Я думаю, это был Джеффри, – поправил ее Оливер. – И Мирски, он адвокат?

– Разумеется, дорогой, – кивнула она. – Очень близкий друг Аликса, поляк из Стамбула. Тайгеру нужно совсем ничего: немножко побыть одному, – защищала она мужа. – Это логично для того, кто все время на виду. Иной раз возникает желание затеряться в толпе. Это свойственно нам всем. И тебе тоже. Ты вот ради этого даже поменял фамилию, дорогой, не так ли?

– И ты, я понимаю, слышала новости. Да, конечно же, слышала.

– Какие новости? – резко. – Я не говорила с газетчиками, Олли. И ты не говори. Если они звонят, я сразу бросаю трубку.

– Новости об Альфреде Уинзере. Нашем главном юристе.

– Этот ужасный маленький человечек? Что он сделал?

– Боюсь, он умер, мама. Его застрелили. В Турции.

Один человек или несколько. Кто именно, неизвестно. Он поехал в Турцию по делам «Сингла», и его застрелили.

– Как это ужасно, дорогой. Как отвратительно. Мне очень, очень жаль. Эта бедная женщина. Ей придется искать работу. Это жестоко. О дорогой.

«Ты знала, – подумал Оливер. – Слова были у тебя наготове еще до того, как я закончил говорить». Они стояли бок о бок в центре ее, как говорила она обычно, утренней комнаты. Самой маленькой гостиной из тех, что занимали южную часть дома. Джако, сиамский кот, лежал в обшитой пледом корзине под телевизором.