Синие берега

Он почувствовал ломоту в руках, ногах, в спине; тело, совсем обессиленное, не в состоянии было сопротивляться подступавшему оцепенению; и даже грозившая опасность не будоражила нервы, не прибавляла сил, он не смог бы подняться, даже если б снаряды рвались возле. Его одолевало что-то похожее на дрему. «Ну да, ну да…» — объяснял себе. Оказывается, не спал двое суток, так складывалось, и еще одну ночь, третью, вот эту. Сон склонил ему голову и уводил куда-то. Он поморгал веками, ставшими тяжелыми, и вернулся в ивняк, к Никите, коснулся его плеча. Но тотчас дрема опять подступила, он еще больше ощутил утомление, все стало тускнеть, отодвигаться от него, и думы о Семене тоже, ничего не мог он удержать, ничего будто и не было. Какие-то клетки мозга еще бодрствовали, и он сознавал, что нельзя поддаваться этому, но даже двинуть рукой, как только что, уже не был в состоянии, и сказал себе: две-три секунды, не больше, и открыть глаза… Он слабо шевельнулся, и то, о чем только что думал, оборвалось.

И тотчас улыбнулся Семену: они пьют пиво в ресторане на Казанском вокзале — как-никак, выходной день и он собирается на дачу, в Малаховку. «Постой, постой, но в Москве мы и не знали друг друга… Какое же пиво?.. Чудно как-то. Я жил у Земляного вала, а он где-то в Сокольниках, и работал он секретарем райкома комсомола, а я репортером городской газеты. Мы и не виделись ни разу…» — вмешалось то, что еще бодрствовало в нем. И все-таки они пьют пиво. Пьют пиво на Казанском вокзале. А потом подходит Нинка, студентка, третьекурсница, между прочим, самая красивая девушка в медицинском. Семен тоже говорит: красавица. И отставляет свою недопитую кружку с пивом, и во все глаза смотрит на нее. Нинка всегда смущается, и оттого, что смущается, смеется громко, громче, чем ей хочется. Она и сейчас так смеется. А он, Володя, пьет пиво, пьет жадно, так жадно, как никогда еще не пил. Выпивает до дна, и еще бы пить… «Постой, постой, я же определил — две-три секунды, и открыть глаза…» — помнил он это все время.

Предчувствие опасности, не покидавшее его, враз заставило открыть глаза. Несколько мгновений не мог он решить, какой из миров реальный, тот, с Нинкой, с выходным днем, с кружкой пива на Казанском вокзале, который еще не ушел, или этот, открывшийся ему: мрак, ивняковые заросли, он и Никита на холодном прибрежном песке…

Голос Никиты был из этого мира.

— И долго так будем, сержант?.. — Это не вопрос, понимал Володя Яковлев, просто Никита поторапливал его.

Он хотел сказать: «Нет. Наверное, нет. Не долго». Губы даже шевельнулись для ответа, но слова застряли в начале пути: безмерная усталость не давала говорить.

Жажда одолевала — горло, язык, губы пересохли. Недопитая кружка Семена стояла перед глазами. Он осторожно выполз из кустов, добрался до воды. От воды несло холодом, она пахла осенью. Вода трогала гальку у берега. Широко раздвинув локти, наклонил он голову, и пил, пил…

Минутный сон, вода вернули ему силы, он почувствовал себя бодрее.

Он опять лег возле Никиты.

— Долго ли еще, спрашиваешь?..

— Ага… — Голос Никиты выдавал его нетерпенье.

— Как только пробьется сюда политрук с бойцами.

Беспокойство снова охватило Володю Яковлева. «А если не пробьется? Если не пробьется?..» А ракеты, ракеты были? Сигнальные? Красные? Вспомнил: были, были. И мост же рванул как! На всю округу слышно было и видно. Какой еще нужен Семену сигнал к отходу? Почему его нет?.. Танки могли, конечно, повернуть от взорвавшегося моста и зажать Семена с бойцами на шоссе. Где же, в самом деле, танки? Танкам, подумал, время действовать. Либо давить тех, кто еще оборонялся на шоссе, либо бить по реке. Но здесь давно уже тихо, минут восемь. Если б не Никита, он бы навек уснул, так тихо здесь. Он вслушивался: слух его схватывал шорохи, вызванные ветром, копошившимся в кустах, в песке, — ни рокота моторов, ни лязга гусениц. Как сквозь землю провалились танки. Но танки не проваливаются сквозь землю, где они?..

Володя Яковлев и Никита вздрогнули одновременно и подняли голову: за откосом, левее, должно быть, у шоссе, хряснула граната. «Свои действуют еще!..» — зашлось от радости сердце. Потом ударили танки. Никакого сомнения, это ударили танки, сначала один, потом другой. И опять два удара. Гранаты. В стороне от того места, где горел мост, заметался еще один огонь, смешанный с рвущимся громом: определенно, разрывался танк. Застрочил автомат, движущийся красный пунктир стлался низко, недалеко, будто над самой головой. Володя Яковлев инстинктивно вжимался в землю, но глазами следил за светящейся трассой.

И снова все стихло.

— Не время, сержант? Самое время, — настойчиво напоминал Никита. Никого же…

Володя Яковлев как бы и не слышал Никиту. «Взрывы, — работа политрука, Семена. Не иначе. Надо ждать…» — не решался он уходить. Подождет еще несколько минут.

По откосу быстрый топот. Двое, трое, четверо? Володя Яковлев и Никита стремительно вскочили на ноги, вскинули винтовки. Володя Яковлев был почти уверен: свои! Точно. Трое…