Синие берега

Поддерживая рукой приклады винтовок, пробежали два красноармейца. Красноармейцы скрылись за поворотом улицы.

Мария чего-то ждала. Чего? Она и сама бы не ответила.

Что-то надломилось в ней. Того, что произошло, не могло быть. Она видела кинофильмы, видела, как лихо гарцевали буденновцы, видела, как решительно врывались они в стан врага и неизменно, всегда побеждали. Что же теперь? Или воины уже не те?..

Она тревожно вскидывала глаза вверх, в небо. Небо было по-прежнему бело-голубым, и какое-то облачко опять передвигалось, направляясь в Киев.

В нескольких шагах — группа людей. Они говорили, выражали сомнения, что-то друг другу доказывали. Мария вслушивалась в разговор. Осталась какая-то «щель», — сказал кто-то, — не то у Барышевской переправы, не то за Березанскими хуторами, она и не представляла себе, где это, и говорили — надо спешить, чтоб проскочить в эту самую «щель», пока немцы не завершили окружение войск, обороняющих Киев. Но на пути — засады, заслоны, еще что-то такое, чего она не понимала. Наши части, говорили, с боями продвигаются на восток. Но ясно стало, что и впереди и позади советские войска, и это успокаивало. «Не можем же мы остаться у фашистов…» До Марии донеслись слова о станции, о поезде.

— Что вы чудите? Какой поезд? — раздражался человек с небольшой головой на длинной шее. Расстегнутый железнодорожный китель неловко висел на его узких плечах. — До Полтавы на собственной тяге. А там уже — поезд.

«Все-таки — поезд. Значит, где-то еще идут наши поезда?..»

— До Полтавы, говорите? — протянул разочарованный, недоверчивый голос.

— Вас, конечно, больше устраивает Дарница, — огрызнулся тот, в железнодорожном кителе. — Меня тоже. Но тогда вам надо вернуться, — с издевкой пожал плечами, — не так далеко…

«Не так далеко?..» А казалось, до дома, где лежит на диване больной дядя и, потрясенная, мечется по комнате тетя, такое расстояние, — и свету понадобилась бы вечность, чтоб его достичь.

— Что же делать? — Голос того, недоверчивого, уже растерянный.

«Да, да, что же делать?» — пробуждая в себе надежду, прислушивалась Мария.

— Идти, вот что делать.

«Идти…»

— Как — идти? Мы же не знаем обстановки.

«Ну вот, еще беда — обстановка…»

Ослабевшая от пережитого, Мария жалобно уронила лицо в ладони. И услышала, что плачет.

— Эй, передавай по цепи! По цепи! — Зычный голос поднял ее голову. По дымившейся улице бежал командир со «шпалами» в петлицах гимнастерки, рука придерживала кобуру на бедре. Потное лицо будто тоже дымилось. Он кричал кому-то, невидимому: — Прямо — нельзя! Противник дорогу перекрыл. Поворачивай на проселок, на север! На север! В лес!

Нет, нет, оказывается, люди не подавлены, они и сейчас продолжают воевать. Мария почувствовала себя увереннее и благодарно смотрела вслед пробежавшему командиру со «шпалами» в петлицах.

— В лес! — кричала площадь.

И враз оторвались от площади колеса машин. По широкому проселку ринулись грузовики с открытыми кузовами, грузовики с кузовами, обтянутыми брезентом, бензоцистерны, санитарные автобусы, повозки с бешено рвущимися вперед лошадьми. Понеслись и люди. Мария чуть не крикнула: «Ленка, бежим!», и кинулась, куда устремились все. Значит, на север… Значит, в лес…

Перехватывая грузовики, люди на ходу цеплялись за борта сзади, повисали на них и, поджав ноги, вваливались в кузов, иные, не удержавшись, срывались и падали на дорогу. Перед яростно мчавшимися машинами Мария то и дело отступала на обочину. Она тоже было бросилась наперерез грузовику, но, рассчитав свои силы, отпрянула в сторону. Пыль из-под колес хлынула на нее, и она прикрыла глаза. Но мир не обрёл неподвижности.

Вдалеке тускло синел лес.

Солнце висело теперь совсем низко, ниже вершин сбившихся у дороги сосен, где-то посередине стволов, отбрасывая бледный, прохладный свет.

Мария продолжала бежать. Тень бежала чуть впереди, и Марии казалось, что все время настигает ее. Босые ноги подламывались, словно не могли держать отяжелевшее от страха тело, и она замедляла бег, напряженно раскрытым ртом захватывала воздух, и все равно задыхалась. Сердце колотилось: Лена, Ленка, Леночка… Лена! — бежала она и звала, бежала и звала. Словно забыла, что Лена, Ленка, Леночка осталась там, у крыльца, обвитого желтеющими плетями дикого винограда.

Машины проносились одна за другой, на проселке бурлила пыль. Золотистая днем, пыль потускнела. Сквозь нее проступали головы, точно выплывали из мутной воды, и катились по дороге, спрятавшейся в поднятой над нею пыли. Теплая пыль обдавала ноги, лицо Марии, и когда ладонью проводила она по лбу, по щекам, на пальцах оставались сгустки грязи.

Утомленно вскинула Мария глаза кверху: на дорогу набредали тяжелые тучи, и было непонятно, как удерживались они в высоте. Мятое небо неопределенно двигалось во все стороны сразу, постепенно темнело и стало заметно убывать. Небо отступало, отступало и, когда Мария вошла в лес, осажденный темнотой, совсем пропало.

Темнота ударила в глаза. Глаза ничего не видели. В темноте глаза ничего не значат.

Мария чувствовала под ногами песок, траву, песок и трава стали черного цвета.

7