– Только чтобы дать тебе пинка под зад.
– Науэль, – взорвалась я. – Прекрати!
Низко наклонив голову, Джевел побрела прочь от машины.
– Немедленно останови ее.
– И не подумаю, – Науэль преспокойно вставил ключ в замок зажигания, но ключ вошел до половины и не дальше. – Это не тот ключ! – заорал он в открытое окно.
– Конечно! – остановившись, прокричала Джевел в ответ. Она обернулась и, пошарив в кармане, достала ключ. – Вот тот.
– А этот откуда?
– Валялся в бардачке.
Науэль побагровел.
– Дрянь! Ты подменила его!
– Я спасаю себя, как могу.
– Убирайся, ты меня достала!
– Да щас! – завопила Джевел. – Никуда я не пойду!
Вмешавшись, я услышала в своем голосе металл:
– Прекрати эту безобразную сцену, Науэль, немедленно!
– Эта малолетняя шалава мне не нравится. Почему я должен ее терпеть?
– Как она может тебе не нравиться? – неискренне удивилась я. – Ты же так влюблен в себя, а она – вылитый ты!
– Неправда, – голос Науэля просел, и я вдруг поняла, что умудрилась задеть его. Он махнул рукой – устало, будто из него ушла вся энергия – и приказал Джевел: – Возвращайся.
Мы поехали. Джевел с угрюмым видом сидела на заднем сиденье и обдирала губы.
– Я вовсе не самовлюбленный, – выдавил Науэль после десяти минут немоты. – Если бы ты знала меня лучше, ты поняла бы, что на самом деле я себя ненавижу.
– Вот беда. Давай поплачем над пакетированным вином и надрежем себе вены, – вставила шпильку неуемная Джевел, и я рявкнула:
– И ты перестань! Как пауки в банке.
Науэль включил радио, и остаток дня мы провели в зловещем молчании, только однажды Науэль и Джевел произнесли одновременно:
– Что за дерьмовая песня!
Укладываясь спать, Науэль снова спрятался за мной, как за стеной. Я лежала и смотрела в его белеющий затылок, физически ощущая, что Науэля что-то терзает. Когда Джевел засопела, я спросила:
– Что тебя расстраивает?
Он не ответил, хотя по его напрягшейся спине я догадалась, что он не спит. Тогда я просто обняла его, прижалась ближе и прошептала единственные слова, которые пришли мне в голову:
– Я знаю, ты хороший.
И провалилась в сон.
Конечно, я и не надеялась, что проснусь по собственной воле и в хорошем настроении.
– Извращенец! Педофил!
– Если, разлепив глаза, я застукал тебя без майки, это не значит, что я педофил. Еще раз произнесешь это слово, я стяну твои губы в узел.
– Что только лишний раз доказывает, что ты извращенец!
Науэль грохнул дверью. Я вышла за ним. Он отошел подальше и с потерянным видом кружил вокруг машины, присасываясь к сигарете. С сигаретами я видела его все чаще, что меня возмущало. Я пыталась призвать к совести Науэля, но он заявил, что, в отличие от меня, курить не бросал, отказавшись лишь от наркотиков и таблеток. Логика железная, но зияющая, как дуршлаг.
– Что с тобой происходит? – спросила я, не отрывая взгляда от сигареты и едва удерживаясь от того, чтобы выхватить ее для себя.
Он нервно дернул плечами.
– Она назвала меня педофилом. Это отвратительно. Она не могла придумать ничего хуже.
– Это грубо с ее стороны и это неправда. Успокойся. Мы почти приехали. Скоро избавимся от нее. Еще одно гадкое слово, и ты пойдешь до Барбенты пешком! – пригрозила я Джевел в машине.
Какими бы добрыми ни были мои глаза, в случае несоблюдения требования я была намерена выполнить мою угрозу.
Все утро Науэль старательно делал вид, что Джевел не существует в природе. Она же надувала губы, все время пила газировку и просилась в туалет каждые десять минут. В полдень, видимо, в качестве попытки примирения, Джевел предложила:
– Я могу помочь тебе вспомнить.
– Да неужели, – вяло откликнулся Науэль.
– Ассоциативный метод. Как звучала эта ваша фраза?
Науэль молчал, и я сказала:
– «И как река впадает в океан, дни утекают в вечность».
– Итак, ассоциации приведут нас к цели. Начнем. «Река». Что тебе представляется, когда ты слышишь это слово?
– Холод воды, течение. Камни в карманах.
– Хм. «Впадает».
– Впадает-спадает-падает. На асфальт.
– «Океан».
– Океана на всех хватит.
– «Дни».
– Уныние и желание уколоться. Монотонность. Будни.
– «Утекают».
– Кровь выступает из порезов.
– «В вечность».
– Когда сидишь в тюремной камере, и час кажется вечностью.
Глаза Джевел стали почти идеально круглыми.
– Э-э-э… похоже, у нас не получилось. И, знаешь, не хотела бы я быть тобой.
Мы въехали в Барбенту. Я спросила:
– Где живет твоя тетя?
– Остановите здесь, я дойду.
– Я думаю, лучше довезти тебя до ее дома.
Джевел заерзала.
– В любом случае выпустите меня. Я хочу писать.
– Опять? Мы едем по городу.
– Ничего, его и без меня давно загадили. Зайду за угол.
– Валяй, – буркнул Науэль, всем своим видом выражая: «И чтобы мы тебя больше не видели».
Впервые Джевел исполнила его пожелание, да еще и невысказанное. Спустя пятнадцать минут ее отсутствия я забеспокоилась. К моему удивлению, Науэль, бормоча что-то про понос и запор, вышел из машины и торопливым шагом свернул за угол. Я поспешила за ним.
Джевел исчезла. Вернувшись к машине, мы порылись в ее рюкзаке и обнаружили, что одно из приобретенных незаконным путем платьев пропало.