Синие цветы I: Анна

– Как ты видишь, здесь это предложение сформулировано несколько иначе. Полагаю, автор сообщения самостоятельно перевел цитату – ведь надпись на ровеннском могла привлечь внимание преследователей, – Науэль достал свою записную книжку и раскрыл ее на странице с цитатой и выставленными в два ряда цифрами. – Думаю, единственное предназначение цитаты – обратить внимание на конкретную книгу. А что будем делать с циферками?

Я взглянула на числа.

– Может, здесь перечислены номера страниц? Или строчек?

– Количество страниц и строчек зависит от размера шрифта в конкретном издании, так что такой шифр был бы слишком ненадежен. Более вероятно, что цифры указывают на номера глав, порядок букв или слов. Поехали.

Мы долго компоновали цифры по-всякому, и каждый раз получалась какая-то ерунда. В итоге мы расположили два числовых ряда друг над другом и решили, что верхняя цифра будет отвечать за номер главы, а нижняя – за порядковый номер буквы от начала главы. Буква за буквой мы расшифровали послание, которое для меня все равно оставалось той еще шифровкой, поскольку по-ровеннски я не знала ни слова.

– «Под крылом», – перевел Науэль. – Или – смотря где поставить пробел – «подними свинью». Как ты думаешь, что этот псих имел в виду?

– Почему псих?

– Здоровые по психиатрам не ходят.

– А, ну да. Первый вариант кажется симпатичнее.

– На что фраза «под крылом» может указывать?

– На место встречи.

– Ага, будет он полгода стоять и ждать. Скорее уж имеется в виду тайник.

– Памятник?

– Уже лучше. Идем в библиотеку.

– Зачем?

– Не спрашивай, я сам в шоке, что решил туда заглянуть.

Мы просмотрели пару десятков альбомов. К счастью, крылатых памятников в нашей стране обнаружилось всего три, причем в городах, расположенных относительно близко.

Науэль решил, что мы засветили машину достаточно, и добыл новую («Из библиотеки на угон – стремительная деградация», – прокомментировал он). Утомленная совесть меня уже не мучила, хотя я оставила в силе требование брать только машины с наклейкой страховой компании.

Как всегда везучие, с двумя городами мы прокололись, зато, страшно усталые, сделали себе поблажку и переночевали в гостинице. Горячая ванна была блаженством, а на мягкой постели я отрубилась сразу, как опустила голову на подушку. Только и успела подумать о лежащем рядом Науэле (номера с раздельными кроватями не нашлось): «Мы стали прямо как странная супружеская пара».

Последнюю статую окружал ореол радужных надежд, хотя выглядела она не очень: нагромождение фигур, застывших в вымученных позах, и все это с крыльями в придачу. Постамент украшала надпись: «Вместе мы сила!», что было достаточно неуместно в стране, помешанной на индивидуализме. Науэль заявил, что это выглядит как куча мусора, пытающаяся взлететь. Под крылом кто-то пробил большую дыру, но, когда Науэль в ней пошарил, лицо у него разочарованно вытянулось.

– Ничего нет.

Я решала, не впасть ли мне в отчаяние, когда Науэль, уныло топчущийся возле памятника, обратил внимание, что один из камней под ногами (статуя стояла на мощеной площади) шатается. Присев, он положил ладонь на камень и посмотрел вверх – прямо над ним распростерлось чугунное крыло.

– Есть, – вытащив камень, он извлек капсулу от шоколадного яйца, раскрыл ее и прочел обнаруженную внутри записку. – Неужели наши молитвы были услышаны. Это адрес. Едем в Ейль.

– Только едой закупимся.

Конечно, не стоило ожидать, что мы найдем загадочного Волка на месте, и в глубине души я жалела, что мы так задержались в доме Дьобулуса. Но хотя бы мы можем рассчитывать на следующую подсказку. Зачем Волк оставлял их? Кого он вел по следу? Вероятно, это непросто – отчаянно удирая от одних, оставлять путеводные крошки, чтобы кто-то другой смог тебя найти.

Пока ставшая нашей машина ползла по узким улочкам Ейля, я таскала из бумажного пакета остывшие жирные ломтики жареной во фритюре картошки и думала о том, что каждый новый сдвиг в нашем расследовании бодрит. Вот только вдруг однажды порвутся все нити? Будь мы нормальными людьми, мы бы уже наслаждались солнцем в стране потеплее и подальше, но Науэль не отступится от расследования. Да и я, пожалуй, тоже.

Науэль остановил машину возле частного дома на окраине. Одноэтажный, из белого кирпича, дом ничем не отличался бы от других домов на этой улице, если бы не табличка: «Продается». Звонок не работал, пришлось постучать. Нам долго не открывали, хотя я чувствовала, как нас рассматривают в глазок. Наконец дверь приотворилась на ширину цепочки. На нас, теперь в открытую, уставился водянисто-голубой глаз.

– Чего надо?

– Мы дом посмотреть.

Звякнула цепочка, и дверь распахнулась, явив грузную, неопрятную женщину, чья внешность усугублялась отвратным розовым халатом с коричневыми цветами.

– Смотрите, коли пришли, – разрешила она, не сводя с нас тяжелого недоверчивого взгляда, как будто сегодняшний гороскоп предсказал ей смерть от рук двух незнакомцев.

С минуту Науэль побродил по дому, вяло изображая интерес. На фоне убогого интерьера он смотрелся как журавль в курятнике.

– Стены тонковаты.

– Стены как стены.

– И окна бы пошире.