Синие цветы II: Науэль

Одно из лучших моих воспоминаний, связанных с Льедом, – возникшее впервые ощущение единства, сходства с окружающими людьми. Я впал в эйфорию. Годами я жил как изгой. Только когда я оказался среди тех, кто не таращился на меня с опасением, недоумением, презрением или отвращением, я осознал, как подавлен был раньше.

Иногда я спрашивал в пустоту: почему люди, обычные, нормальные люди, не могут относиться ко мне проще? Отыскать для меня капельку понимания. Я же не требую симпатии. Все, что мне нужно: отсутствие агрессии. Просто не провожайте меня бранью, когда я иду по улице. У меня есть причины быть таким, какой я есть. Если бы они не ненавидели меня, ненавидел бы я их? Впрочем, как может быть иначе. У нас война за выживание, даже при том, что фактически мы друг другу никак не мешаем. Так что они мои враги. Враги – и я ни на секунду не забывал об этом.

Я не скучал по Эллеке или хорошо притворялся, что не скучал. У меня были две сотни новых друзей. Я шагал из ночи в ночь, заполнял каждую минуту музыкой. Я решил свою проблему с бессонницей, загоняя себя так, что падал замертво. Иногда в буквальном смысле. Меня поднимали, обливали минеральной водой, я приходил в себя, глотал очередную таблетку или вдыхал очередную порцию порошка – и мой сумрачный разум вновь наполнял свет.

В этом мире, где были мои люди, слушали мою музыку. Кислотные, глупые, перенасыщенные эмоциями песенки. В маленьких подпольных клубах мы дергались под них целыми ночами, тощие, влажные от пота. Мелькали огни, меняя цвет: розовый в лиловый, в фиолетовый, в синий, в бордовый и снова в розовый – темно-розовый, как обложка первой пластинки Ирис. Иногда я слышал на танцплощадках ее голос и думал: «Вот так должно быть, так всегда было – она со мной в худшие периоды моей жизни, она со мной в самые лучшие минуты». И мое сердце переполняло обожание.

Все мои чувства были оголены, окрашены в радужный спектр. Я ощущал ритм музыки в костях… во мне все дрожало и плавилось… я отдавался этим звукам как никому и никогда. Простые, примитивные тексты тех песен были все сплошь о жажде любви – той болезненной потребности быть кому-то нужным, что ощущается не слабее физической боли. Потребность, в которой ни один из нас не решился бы признаться. Я был далек от чувства любви, как от луны, и еще меньше луны оно интересовало меня, но иногда строчка из песни переворачивала всю мою душу – это было что-то невероятное, и пару раз я даже заплакал, не стесняясь, при всех.

За день до моего шестнадцатилетия вышел новый альбом Ирис. Он продавался наглухо запечатанным в пакет из золотистой фольги – обложку сочли слишком откровенной, чтобы допускать к продаже в открытом виде. Срывая фольгу прямо возле музыкального магазина, я ощущал легкую тахикардию, но в итоге ничего шокирующего не обнаружил. Ирис красовалась в черном минималистичном лаковом корсете. Левое бедро обвязано черным бантиком, на ногах черные туфли на высоких каблуках. Позади нее падал дождь из золотых искр. Руки Ирис были подняты, голова слегка запрокинута. Ее волосы, теперь светлые, оттенка платины, завивались в крупные мягкие кольца.

Обложка очаровала меня. Фривольность одеяния Ирис компенсировалась исходящей от ее стройной фигурки спокойной торжественностью. Альбом назывался «Если ты ищешь Виэли», и в клипе на заглавную песню Ирис дарила зрителям возможность получше рассмотреть ее грудь, выскальзывающую из лифа корсета.

Действие клипа происходило в большом доме, где гремела бурная вечеринка, постепенно переходящая в оргию. Ирис блуждала по комнатам, заполненным всякими странными людьми, разительно напоминающих тех, с кем общался я, – казалось, только внимание напряги, и узнаешь пару-другую знакомых. Ирис, с ее широко раскрытыми глазами, отыгрывала роль потрясенной наблюдательницы, что плохо вязалось с ее распутным нарядом, ярким макияжем и взъерошенными волосами. В одном кадре она с недоумением поднимала с пола чьи-то трусы веселенькой леопардовой раскраски. Я посмотрел премьеру клипа в магазине видеотехники, на двадцати экранах сразу и под комментарии охранника, пытающегося выставить меня вон на том основании, что мой внешний вид смущает покупателей.

Мне клип очень понравился, а кому-то не очень, и через неделю его запретили чуть ли не на всех каналах. Когда во время одной из конференций для журналистов (мой приятель каким-то чудом раздобыл мне запись на видеокассете) Ирис спросили, была ли она огорчена запретом ее клипа на телевидении, она ответила, что чувствует в этом решении некоторое лицемерие.