Синий дым

О том, что прожито и пережито,Не говори ревниво-жёстких слов.Всё нашей встречей, как прибоем, смыто.Жить и любить я сызнова готов.Жить и любить…Как летним утром раноОпять бодра, опять чиста душа.Широкие версальские каштаныТеперь совсем по-новому шуршат.Дай руку, друг, чтоб в жизнь войти со мною,Чтоб я мог светлой музыкой любви —Пронзив тебя апрельской синевою —На трудный подвиг жизни вдохновить.Париж, 1949, «Русские новости»

Остров Иё

Пустынный пляж. В предвидении ночиБесшумно, низко филин пролетел.Кусты и камни абрисом неточнымВ сгущающейся тонут темноте.Пора идти к белеющей палаткеВ весёлом кипарисовом леске.Над ним колеблется струёю шаткойДым от костра, горящем на песке.Я знаю, милый друг, что мы усталиИ что живое сердце не гранит.Суровой нежностью,Глухой печальюТрепещут наши считанные дни.Но вопреки всему ещё не хочешь

Ни успокоиться, ни отдохнуть!У края надвигающейся ночиБольшими странствиями дышит грудь!Уж якоря сверкнули мокрой стальюИ цепь медлительно ползёт в лета!Так в радости, надежде и печалиВстаёт последний жизненный этап.1955, ils d’Yeux

«Взаимоотношенья наши…»

«Старый заколдованный Париж…»

Ир. Кнорринг

Взаимоотношенья нашиТяжёлой душат полнотой.Он и любезен мне, и страшен

Многовековой глубиной.От времени и ветра смуглый,Любое сердце расточит.Здесь каждый камень, каждый уголБросает, будит и палит.И вечером, когда улягусь,Покой мой неосуществим.Колдует он — подобно магу —Колдует за окном моим.И рыжий тяготеет свод.И пробегающее пеньеПо лунной комнате, и вот —— О, детское почти смятенье —Врывается, — его ль впущу?

— Лоснящиеся кони в мыле,Сто барабанщиков забилиТревогу. В клочья чувства, ум. —Огромный и растущий шумБегущих в ночь автомобилей.Косяк оконной рамы и портьеры.Сереет щель — неясна и узка —Протяжный гул идёт издалека.Кто угрожает: город иль химеры?Ты рядом дышишь ровно и тепло.Какая непомерная тревога —Беречь тебя, пока не рассвело,От произвола дьявола и Бога.

Каменщик и «Мыслитель» на Нотр-Дам[23]