Синий олень. Трилогия (СИ)

– Присядь, Златушка, – попросил Царенко, следя за ней глазами. – Мне дальше говорить нужно, а без тебя никак нельзя.

– Присаживаться мне некогда – дел по горло, – ответила она, по-прежнему глядя в сторону, и встала у притолоки двери со стопкой тарелок в руках. – Хочешь говорить – говори, я слушаю.

– Сядь, Злата, что ты, в самом деле! – упрекнула ее мать Вали. – Давай мне тарелки, я отнесу на кухню.

Плотно сжав губы, Злата Евгеньевна опустилась на краешек стула.

– За победу выпили, это святое, – медленно произнес генерал, – теперь хочу выпить за хозяйку дома. За Златушку Волошину, с которой мы бок о бок прошли почти всю войну. Впервые я увидел ее летом сорок первого, – в упор глядя на Злату Евгеньевну, сказал генерал. – Мы вырвались из окружения в районе Могилева и пробивались к Смоленску, чтобы соединиться с двадцать первой армией. Самые горячие бои тогда шли в районе Ельни, и где-то там у меня находилась семья – отвез их на лето к теще. Не знали ведь, что война вот-вот нагрянет.

Кто-то из сидевших за столом громко и сочувственно ахнул, Злата Евгеньевна, стиснув виски руками, опустила голову.

… В июле сорок первого, когда часть их 13-й армии с боями прорывалась за реку Сож, на переправе погибла санитарка Таня Дегтярева. Вечером, во время затишья, санинструктор Маша Дьячкова печально сообщила подругам:

– У Таньки дома пацан остался – она мне его карточку два дня назад показывала.

– Я не знала, что у Таньки есть ребенок, – изумленно откликнулась одна из девушек.

– Она мне по секрету как-то сказала – очень уж заскучала по мальцу. А так никому не говорила – не хотела, чтобы ребята знали. Парни-то наши они такие, что ежели баба, а не девка, то сейчас подъезжать начнут.

– И чего там выкомариваться, – сердито пробурчала рыжая Верка Демчук, – что мужику, что бабе – одна радость. И сколько нам там осталось, никто не знает.

В сарае, где они устроились на ночлег, было душно, от запаха сена у Златы свербело в носу, а от слов Верки спать вообще расхотелось.

– Если бы все рассуждали так, как ты, – сердито начала она, но возражение ее заглушил взрыв смеха:

– Ну и дура! Это война, тут жизнь по-другому идет, тут надо сегодня жить.

Злата вспыхнула:

– Причем здесь война, какая разница!

– А при том! Завтра любого может, как Таньку – пуля в голову и под воду. Командир, вон, за эти дни, пока мы отходили, аж с лица спал, а как потише станет, так все глаз в твою сторону норовит положить. Чего ты кочевряжишься?

– Очень глупо! – возмущенно произнесла Злата. – Глупо и бессовестно – надо же такое придумать! У человека семья, а ты распускаешь слухи!

Верка фыркнула и покрутила носом:

– Семья! Я тебе, к примеру как, приведу: завтра, вон, лицо у тебя изуродует или ногу оторвет, так будешь ты любому мужику рада – что лысому, что косому, что женатому, что холостому. Я ж говорю, что дура!

Злата поднялась и молча пошла прочь из сарая, а вслед ей несся веселый смех девушек. Она шла, вдыхая пряный аромат летней ночи, отчаянно трещали цикады, и ее уху странно было слышать этот треск после несмолкаемого грохота снарядов, после всего, что ей пришлось увидеть и испытать за последний месяц.

– Затишье, – отчетливо произнес за ее спиной чей-то голос, – когда еще услышим тишину?

Девушка резко обернулась и оказалась лицом к лицу с майором Царенко. Он стоял неподвижно, но взгляд его, казалось, прожигал насквозь. Вспомнив слова рыжей Верки, Злата смутилась, сделала шаг назад и вытянулась по стойке «смирно», пролепетав:

– Товарищ майор, я…

– Иди сюда, Волошина, – хрипло произнес он, неожиданно притянул ее к себе, а потом резким движением повалил на землю.

– Нет! – она сразу поняла, что ей не вырваться, слабо дернулась, но потом закрыла глаза и уже больше не сопротивлялась.

Потом, когда все уже было кончено, Царенко поднялся и какое-то время стоял неподвижно, пристально разглядывая беспомощно лежавшую и горько всхлипывавшую девушку с обнаженными бедрами, испачканными кровью.

– Прости, – глухо проговорил он, отведя наконец глаза в сторону…

– После наступления в районе Рославля нас мало осталось в живых, – сказал Царенко, – и наш батальон был сформирован заново – почти весь из новобранцев, которые не имели никакого боевого опыта. Конечно, с ними и политруки работали, и все такое, но ведь с новобранцем никогда неизвестно, как он себя в первом бою поведет – с непривычки не каждый мог достойно смерти в глаза посмотреть. Только я вам скажу, что ни Златушка, ни другие девчата, что у нас были, ни разу не дрогнули и страху не выказали, а это и другим бойцам силы придавало. Потому что стыд мужицкий сильнее страха – как это им перед хрупкими девочками свою слабость показать!