Однако, как часто бывало в таких случаях, включая случай Толстого, проходило время, магия слов улетучивалась и “Толстовцы на час” возвращались к своему прежнему образу жизни и образу мысли, нередко еще более критически настроенными к учению Толстого, чем прежде, в отместку за минуты душевной слабости и доверчивости, пережитые в Толстовском обществе. Вот как описывает Репин эффект от речей Толстого:” Беседы Л.Н. производят всегда искреннее и глубокое впечатление:
Между прочим, слушателям Толстого очень повезло, что он витийствовал в пределах Ясной поляны и общенациональной трибуны не имел. Другой “Толстой” — Оливер Кромвель такую трибуну получил и настолько заморочил магией своих пустых гипнотических словес английский парламент, что довел дело до гражданской войны, казни короля, своего бестолкового правления и реставрации, вернувшей все на круги своя. Счастье наше, что Толстой жил в непарламентской России.
Чувствуя, что магия его краткосрочна, что производимый им эффект непродолжителен, Толстой резкостью публичных высказываний пытался спровоцировать насилие со стороны правительства, дабы снискать мученический венец — безукоризненный и весомейший аргумент своей правоты. Горький рассказывал:” Он знает, что мученики и страдальцы редко не бывают деспотами и насильниками, — он все знает! И все-таки говорит:” Пострадай я за свои мысли, они производили бы другое впечатление.” Это всегда отбрасывало меня в сторону от него, ибо я не могу не чувствовать здесь попытки насилия надо мной, желания овладеть моей совестью, ослепить ее блеском праведной крови, надеть мне на шею ярмо догмата”. Правительство, по счастью, оказалось не настолько глупо и помучаться Толстому не дало.
Толстой вообще часто и сильно заблуждался, заблуждался даже относительно природы своего литературного успеха. Он писал о себе:” Редко встречал человека, более одаренного всеми пороками: сластолюбием, корыстолюбием, злостью, тщеславием и, главное, себялюбием. Благодарю Бога за то, что я знаю это, видел и вижу в себе всю эту мерзость и все-таки борюсь с ней. Этим и объясняется успех моих писаний.” Здесь Толстой опять, мягко говоря, лукавил. Аскеза его не была искренней и представляла собой декларацию о намерениях, предназначенную доверчивой публике. Во времена, когда разоряющееся дворянство распродавало землю, Толстой прикупал и прикупал землицу, крича, что землевладение — грех, что земля не чья-то, а Божья, и, наконец, накупил ее столько, что смог обеспечить отдельными поместьями все свое многочисленное потомство. В сексуальной ненасытности Толстой признавался сам и жаловалась жена. И уж совсем фантастически выглядит утверждение, что Толстовская слава зиждется на его показушной борьбе со своими пороками.
Что касается тщеславия и себялюбия, то с этими свойствами своей натуры Толстой и не пытался бороться. Идеальный соглядатай Толстого — его жена писала:” Если бы кто знал, как мало в нем нежной истинной доброты и как много деланной по принципу, а не по сердцу…Все выдумано, сделано, натянуто, а подкладка нехорошая, главное, везде тщеславие, жажда славы ненасытная..” Толстой нехотя соглашался с женой:”Живу напоказ, для людей”.
В Толстовских записях с предельной четкостью сформулирован и принцип противопоставления Первой и Третьей функций, т. е. в переводе на его психотип: противопоставление 1-й Воли и 3-й Физики. Вот как звучит этот антагонизм в дневниковой записи Толстого:” Эгоизм — самое дурное состояние,