Синтез целого

Сама выделенность заглавия в самостоятельную функционально закрепленную позицию над текстом способствует тому, что оно приобретает свойства, аналогичные свойствам «стихового ряда»: определенную синтаксическую обособленность и автономность, перегруппировку семантико-синтаксических связей, «единство и тесноту ряда», «слитный групповой смысл» [Тынянов 1965]. Но языковая природа заглавия осложнена еще несколькими факторами. Несмотря на то что его обособленность оказывается наиболее отмеченной в произведении, семантико-композиционные связи заглавия и текста обнаруживаются полностью только в результате развертывания стихотворения до конца. При этом номинативные свойства сокращают до минимума способность заглавной конструкции «развертываться вширь»: она еще более, чем стиховой ряд, вынуждена «наращивать свою смысловую глубину» (ср. [Ковтунова 1986: 5]). Возникает асимметрия между формальной конструкцией заглавия и его функциями как элемента текстовой конструкции. Поскольку онтологически «заглавие не предполагает стабильной структурной модели» [Кошевая 1982: 9], то заполнение заглавной позиции полностью определяется его текстовыми характеристиками.

Однако заглавие не только порождается текстом, но и само является текстопорождающим. Поэтому выбор одной из внутренних характеристик текста как доминирующей в плане текстообразования и вынесение ее в качестве моделирующей в заглавие смещает остальные характеристики динамической текстовой конструкции. Озаглавливание по одной из характеристик возможно лишь в экспериментальной поэзии: «Слово об Эль» Хлебникова (фоника), «Азбука» Е. Кацюбы (принцип алфавита), «Спокойствие гласного» Г. Айги, «Сюита согласных» Г. Цвеля, «Ударение» Н. Голя, «Перебой ритма» И. Анненского (метрика), «Цвесна» А. Крученых, «Персиатюра» С. Сигея (словообразование, создание заумного языка), «Дева вед» Е. Даенина, «Оволс» А. Альчук (форма палиндрома), «Деепричастное» А. Гуницкого, «Сложноподчиненное сочинение» И. Буркина (синтаксические явления), «Квадрат квадратов» И. Северянина (синтаксическая композиция), «Внутренняя речь» И. Жданова (семантическая композиция), «Треугольник» В. Брюсова (иконичность формы текста), «Зеркало» С. Фруга (принцип симметрии) и т. п. Заглавие же «Сдвиг» А. Крученых предсказывает «сдвиги» в стихе на всех уровнях. И даже в этих, на первый взгляд наиболее прозрачных, заглавиях представлен более чем один параметр текста. Так, «Слово об Эль» (1920) Хлебникова находит «прямые продолжения корней» в «Словаре» (1941) А. Тарковского, где собраны «все Эр да Эль святого языка»; а в «Зеркало» Фруга (начало XX века), где тринадцатая строка «отражает» двенадцатую, четырнадцатая — одиннадцатую и т. п., «вправлен» рассказ о «зеркале глаз» [Голуб 1988: 82].

С точки зрения отражения всей структуры стихотворения особо показательны заглавие и текст «-забытого авангардиста» И. Буркина «Сложноподчиненное сочинение». В нем стихотворный текст развертывается как цепь однородных придаточных предложений, начинающихся союзом «где». Начало и конец стиха задают рамку, в которую встраивается последовательная картина «каменных крестословиц Нью-Йорка»; анафорически же повторяющийся союз закрепляет зачинное уподобление улиц скрещению горизонтально и вертикально разворачивающихся словесных потоков. Ср.:

В каменных крестословицах Нью-Йорка,где услужливые окна трут вечером

друг другу спину,где правая сторона продает левую,где левый глаз отказываетсяпомогать правому,где нули падают как слезы,а слезы похожи на горькие нули,

где в кудрявом блеске саксофоновотворяются лица негров,где, открывши рот, красавицыобнажают, как пулеметные ленты, зубы,где кто-то из Пятой симфонии Бетховена

упорно стучит в мою грудь,где память подает мне на золотой ложкедушистые стихи Хлебникова,где в темных барах я опускаюсьна живописное пьяное днои нахожу затонувшее сокровище,

сверкающее пронзительным виноми чистой душой, —в каменных крестословицах улицнебытие определяетсознание…