Викен сидит скрючившись на полу, спрятав лицо в коленях, руками вцепилась в волосы и, кажется, рвет их. Подхватываю, уношу, она начинает отбиваться... хоть бы у нее не проснулись рефлексы бойца, иначе регенератор мне обеспечен. Но нет, она почти не дерется. Тело сотрясают рыдания. Закутываю ее в простыню, буквально пеленаю, чтоб не натворила лиха ни себе ни мне.
- Это ненадолго понимаешь? Ненадолго! - кричу я, - Банку снимут через две недели, если дурить не будешь.
- Почему? Опять... - доносится мне в ответ.
- Малышка моя, - я прижимаю к себе ее спеленатую, - Ну не достаются победы даром, солнышко моё. В этот раз пришлось заплатить тебе. За всё. За всех.
- Только на ноги встала... только человеком себя почувствовала... - она говорила не в силах справиться с рыданиями, тяжело и прерывисто втягивая в себя воздух, - И опять урод!... Не тело, так лицо!... Опять плавать 'консервой'! Ты знаешь..., что такое лежать там..., на дне... и дышать через эти трубки..., а мышцы дергают... эти мерзкие стимуляторы?... Знаешь?
- Нет, малышка, не знаю. Но скоро придется узнать.
Она так удивилась, что даже замерла на какое-то мгновение
- Почему?... придется...
Огромные удивленные глаза над... маской.
- Омоложение, - выдавил я из себя, - Мы обязаны...
Вот уж не думал, что когда-нибудь буду оправдываться по этому поводу.
Но дело было сделано - истерика начала затухать.
- В сорок, да?
- Да...
- Но это ненадолго положат, дня на два...
- Да...
'Думай о чем угодно малышка, но не об этом мешке на твоем лице и не о том, как ты с ним выглядишь.'
Дыхание ее почти выровнялось, но настроение не улучшилось, в таком состоянии можно часами лить слезы.
- Солнышко мое, ты же такая сильная.., так чего вдруг? - я гладил ее волосы, почти придушив, настолько крепко прижимал к себе не давая отвернуться, отвести взгляд.
- Я не сильная. Я обычная! - вдруг выкрикнула она в ярости, - Обычная! И я...
Тут она оборвала себя и все же ухитрилась отвернуться.
Разговора не будет.
Я уставился на тонкую, изящную шейку... Эту шейку уже ломали... Дядя-любовник. Как ни странно, я его понимаю... Эта девчонка доведет до бешенства любого.
Я впился жестким поцелуем в место, где билась жилка, Викен тихо вскрикнула и выгнулась. Еще и еще раз... Наверное ничего не было слаще этой тонкой кожи и бьющегося в сладких конвульсиях тела подо мной.
Но она все же вырвалась, выскользнув из кокона, в который я ее спеленал.
- Отстань, - с каким-то непонятным страхом и неуверенностью произнесла она.
Я просто смотрел на нее. Не отстану, конечно же. Ни за что.
- Отстань! - уже тверже крикнула она, - Мне не нужна твоя жалость!
- ДУРА !!! - от моего крика задрожал визор на стене. - КАКАЯ жалость!? Я люблю тебя, идиотку! Меня чуть инфаркт не хватил, когда я решил, что ты сдохла там на посту! А когда ты в регенераторе... Да ты...!
Я схватил ее, ошалевшую от моих слов, и подмял под себя, прижимая ее руки
- Ты глупая-глупая девчонка...
И чтоб не успела ничего сказать, поцеловал с другой стороны такую же трепетную венку...
Просыпаться было немного страшно. Мало ли что взбредет в голову этой малахольной синто, возьмет и разобьет то маленькое и хрупкое счастье, родившееся этой ночью. Не открывая глаз я потянулся туда, где по моим расчетам должно было быть ушко и... наткнулся на что-то студенистое и неприятное. 'Банка'. Я открыл глаза, чтобы увидеть этот экзаменующий взгляд...
Ну я тебе покажу, экзаменатор!
Спустя секунду раздались крики
- Ай! Ай! Больно! Ты что с ума сошел!?
- Ты все поняла? - ласково спросил я.
На круглой упругой попке виднелись следы зубов.
- Хам! - она силилась удержать оскорбленное достоинство, - Не смей так больше делать!
- Ты тоже не смей так больше делать, - предложил я.
- Хорошо, - согласилась она.
- Хорошо, - эхом ответил я.
- Болит! - обиженно продолжила она
- Полечим!
После прилета на Святорусскую меня закрутили дела, а Викен надо было все же лечь в больницу, для быстрого и результативного восстановления. Но как только у меня появлялось 'окно', я как восемнадцатилетний кадет несся к ней. Затащить в кладовку для невозможного ураганного секса или развлечь рассказом во время ее 'плавания'. Или просто посидеть и подержать ее за руки ничего не говоря, зная, что ей становится легче, когда я рядом, ведь регенерируемые ткани болят и немилосердно чешутся.
Представитель не вправе придавать такое большое значение какой-то девчонке-иностранке. А скрывать это сумасшествие я не мог, единственное, что оставалось - делать вид, мол, все несерьезно, и это лишь прихоть, развлечение и способ сбросить рабочее напряжение.