Сионизм в век диктаторов

Ялин-Мор и Исраэль Шейб позднее были повышены в ранге и стали двумя из трех командиров «банды Штерна» — группировки, отколовшейся от «Иргуяа». Из всех сионистов только молодежь из «Хашомера» и «Хехалуца» послала своих организаторов обратно в польский водоворот. Остальные стали добиваться, и кое-кто действительно добился, получения палестинских сертификатов и покинул кровавую бойню в Европе.

Бросили ли они свой народ на произвол судьбы, чтобы поспешить в Палестину? В том, что касается Бегина, вопрос ясен. В 1977 г. он сообщил одному интервьюеру:

«Вместе с группой друзей мы достигли Львова в отчаянных и тщетных усилиях перейти границу и попытаться пробраться в Эретц-Исраэл, но это нам не удалось. В этот момент мы узнали, что русские собираются сделать Вильно столицей независимой Литовской республики»³

.

Когда Бегин был в 1940 г. арестован, он намеревался продолжать путь в Палестину и не планировал возвратиться в

Польшу. В книге «Белые ночи» он писал, что заявил своим русским тюремщикам в одной из виленских тюрем:

«Я получил из Ковно пропуск для жены и для себя, а также визы на въезд в Палестину. Мы уже готовились уезжать, и только мой арест помешал мне это сделать».

Несколькими страницами дальше он добавил:

«Мы должны были вот-вот выехать… но нам пришлось уступить наши места одному другу»⁴.

Два из его самых последних биографов, также ревизионисты, Лестер Экман и Гертруда Хиршлер, рассказывали, что он был осужден своим движением за бегство, однако они утверждают, что он помышлял и о возвращении:

«Он получил из Палестины письмо, критиковавшее его за то, что он бежал из польской столицы в то время, как другие евреи остались там в беде. Как капитан «Бетара», — говорилось в письме, — он должен был покинуть тонувшее судно последним. Бегина раздирало чувство вины; его товарищам понадобились напряженные усилии, чтобы удержать его от этого импульсивного акта, который, по всей вероятности, стоил бы ему жизни» ⁵.

Бегин не упоминает об этом в своих «Белых ночах», но объясняет, что «нет никаких сомнений в том, что я был бы одним из первых, кого бы казнили, если бы немцы поймали меня в Варшаве»⁶. Фактически ни в Варшаве, ни где-нибудь в другом месте не было организовано специального преследования как сионистов вообще, так и ревизионистов в частности. Напротив, даже в 1941 г., после вторжения в Советский Союз, немцы назначили главу литовского «Бетара»

Йозефа Глазмана инспектором еврейской полиции в виленском гетто. Бегин хотел уехать в Палестину, поскольку являлся тем человеком, который на бетаровоком конгрессе в 1938 г. громче всех требовал ее немедленного покорения.

2 марта 1982 г., в ходе прений в израильском кнессете, можно было услышать интересное послесловие к этой истории, когда Бегин проникновенно спросил: «Сколько имеется в парламенте людей, которым пришлось носить звезду Давида? Я — один из них»⁷. Бегин бежал от нацистов, в Литве же не было желтых звезд, когда он находился там в качестве беженца.

Еврейские советы

Вступив в Варшаву, немцы обнаружили там Адама Чернякова, сиониста и председателя Ассоциации еврейских ремесленников, который возглавлял в тот момент то, что еще оставалось от организации еврейской общины, и приказали зму создать Юденрат (Еврейский совет)⁸. В Лодзи, втором по значению городе Польши, подобное же распоряжение было дано Хаиму Румковскому, также одному из второстепенных сионистских политиков. Ни тот, ни другой вовсе не являлись ни в каком отношении полномочными представителями сионистского движения, и оба были до войны малозначащими фигурами. Не все созданные «советы» возглавлялись сионистами; во главе некоторых из них стоили ассимиляционистск-и настроенные интеллигенты или раввины, а в одном городе (Петркуве) даже бундовец. Однако на. роль членов или лидеров этих марионеточных советов было избрано больше сионистов, чем агудистов, бундовцев и коммунистов, вместе взятых. Больше всех других презирали набожных хасидов из «Агуды». Нацисты вместе с тем понимали, что бундовцы и коммунисты никогда не станут орудиями в их руках.