Сиреневые ивы (сборник)

Экипажу Хазипова предстояло в одиночку удерживать высоту до подхода своих танков и мотострелков, а враг не заставил себя ждать. Два «тигра» одновременно появились впереди — видимо, они спешили на помощь своей обороняющейся роте, но опоздали. Хазипов тотчас взял ближнего на прицел, и бронебойный снаряд поставил смертную точку еще на одном крестоносном гаде — «тигр» окутался дымом и ткнулся в землю стволом своей пушки. Но почти одновременно тридцатьчетверка содрогнулась от оглушительного удара. На сей раз второй «тигр» опередил Назипа…

Лейтенант был ранен, но быстро пришел в себя, окликнул товарищей. Отозвался лишь старшина Коловертных. Его тоже зацепило осколком, однако он еще мог действовать. Танк наполнялся едким дымом, и Хазипов со старшиной начали вытаскивать из машины тяжело раненных товарищей. Отнеся обоих в ближайшее укрытие, лейтенант и старшина бросились ко второй машине, из которой доносились стоны. Вытащив раненых танкистов и оказав им первую помощь, они, к радости своей, убедились, что эта тридцатьчетверка вполне боеспособна. Едва ли враг легко расстанется с господствующей высотой. А если второй «тигр» где-то затаился — он не иначе как поджидает подкрепление.

Старшина Коловертных сел за рычаги, лейтенант Хазипов — к прицелу. Теперь отступить с высоты они не могли ни при каких обстоятельствах, ведь под их защитой находились беспомощные товарищи.

И бой вскоре загремел с новой силой. Теперь атаку вражеской пехоты на высоту поддерживали штурмовые орудия. Одно из них скоро удалось подбить лейтенанту, но, пока экипаж вел бой с самоходками, фашистскому фаустнику удалось подобраться к нашей тридцатьчетверке на верный выстрел. Танк был подбит, механик-водитель снова ранен, Хазипов приказал ему покинуть машину. В танке старшина не годился даже заряжающим, а с автоматом он мог еще управляться и таким образом оберегать от новых фаустников и беспомощных друзей, и лейтенанта в машине.

Хазипов продолжал бой в одиночку. Враг отчетливо видел неподвижную тридцатьчетверку, видел, как при ударах пушечных болванок летят искры от ее брони, но советский танк казался заговоренным. Почти на каждый выстрел противника он отвечал выстрелом, заставляя штурмовые орудия врага держаться на почтительной дистанции, и успевал послать осколочный гостинец вражеской пехоте. Потом пушка тридцатьчетверки смолкла. Враги осмелели, приблизились к неподвижной машине, но их смел на землю пулеметный ливень. Несколько раз поднимались они в атаку, и снова пулеметный огонь прижимал их к земле. Видимо, фашистские самоходчики поняли, что в советском танке кончились снаряды, и вслед за своей пехотой приблизились к высоте.

В бой уже вступили подошедшие наши танки, когда от нового прямого попадания в подбитую машину пулемет отважного лейтенанта замолк.

Суровое зрелище предстало глазам наших воинов на высоте. Иссеченный сталью, в нескольких местах пробитый танк как бы указывал в сторону врага пустым стволом своей пушки. Вокруг лежали трупы шестидесяти гитлеровцев, а перед высотой догорала третья фашистская самоходка.

Я видел этот последний танк Назипа, он останется в памяти моей до конца дней. Вот таким я поставил бы его на мраморный пьедестал как самый убедительный памятник солдатскому мужеству.[2]

Я не прощаюсь с тобой, Назип, — ты тоже идешь с нами, теперь уже прямо на Берлин.

«Это настоящая гвардия!»

Все ближе Берлин. Сады уже в белой кипени, на наших лицах — дыхание весны и близкой победы, а бои все ожесточеннее. Во всяком случае — у нас, на восточном фронте. Говорят, на западе союзники идут чуть ли не торжественным маршем. Битые нами фашистские генералы, уже понимая, что война проиграна, и, может быть, боясь снова попасть на восточный фронт, сдают без боя целые города и районы, полки и дивизии без выстрела складывают оружие, а нам приходится каждый новый рубеж брать ожесточенным штурмом, за иную деревню или городок развертываются целые сражения. Расколотые нашими танковыми клиньями, вражеские соединения стремятся во что бы то ни стало прорваться на запад, всюду в нашем тылу появились «блуждающие котлы». Даже в штабе корпуса спим в обнимку с оружием, бригады нередко дерутся на два фронта — атакуя врага перед собой и одновременно отбиваясь с тыла от таких вот «блуждающих котлов». Тыловики, штабисты, бойцы подразделений охраны сражаются, как на переднем крае, причем нередко доходит до рукопашных. Дороги опасны. На связь с бригадами ездим, держа пальцы на спусковом крючке автоматов: окруженные гитлеровцы прорываются на запад не только большими массами, но и группками. Пленные говорят: Гитлер приказал обороняться на восточном фронте до последнего солдата. Если б только солдата! В подразделения фольксштурма эсэсовцы загоняют шестидесятилетних стариков и четырнадцатилетних мальчишек. Похоже, гитлеровской клике хочется вместе с собой утащить в могилу всю Германию. Зверье!..