Ну а врачей тогда освободили и вскоре вернулись вместе с ними самолетом в Москву.
– Все, граждане, подъем и в путь, – прикопал остатки ужина майор Новиков. – Сейчас двадцать один тридцать. Через полчаса кратковременно тормознем для сеанса связи с Москвой.
«Граждане» завозились, также по давней традиции закапывая пустые пакеты и консервные банки.
Спустя пять минут группа из десяти человек исчезла в сгущавшихся сумерках.
– «Башня», я – «Равелин».
– «Равелин», «Башня» на связи. Докладывайте.
– Добрый вечер. Нахожусь в одном переходе от первой точки. За истекшие сутки наткнулись на пару автоцистерн, перевозивших нефть к северному соседу. Взяли старшего. Результаты допроса связист отправит отдельным файлом.
– Понял. Узнали что-нибудь серьезное?
– Нет. Пара имен, маршрут перевозки и точка конечной доставки, где принимают товар.
– Неплохо. «Равелин», выйди на связь со мной по прибытии в первую точку – возможно, план для группы немного изменится.
– Понял, «Башня».
– До связи…
Все четыре часа до первого привала Новиков шел замыкающим группы и, глядя на спотыкавшегося впереди Дубова, обдумывал слова генерала: «О каком изменении плана он говорил? Может быть, в Москве скорректировали время или маршрут движения? Или предстоит решать другие задачи?..»
Впрочем, гадать было бесполезно. Шестопалов имел некоторую особенность характера: огорошивал крайне неожиданными новостями в самый последний момент.
– Паша, может, передохнем, а? – отвлек от размышлений тихий голос санинструктора.
– Устал, Костя?
– Не то слово. Ног уже не чувствую.
Посмотрев на часы, майор отвлекся. Нога поехала по склону – едва удержался рукой за камень.
– Черт, – выругался он.
– Цел? – помог встать и вернуться на тропу Дубов.
– Цел. Только ногу, кажется, распорол.
– Ну-ка покажи…
Открыв обычную армейскую аптечку, любой спецназовец поймет, сколько там лишнего. Аптечка профессионального диверсанта укомплектована всего тремя видами лекарств: обезболивающим, обеззараживающими таблетками и сильным антибиотиком. Все остальное – перевязочный материал. И только санинструктор, если таковой имеется в группе, несет в ранце приличный запас медикаментов и инструментов. Дубов таскал с собой много чего, и несколько раз его причиндалы оказывались очень кстати.
– Передай дозорному, чтоб подыскивал место для привала, – сказал майор подошедшему Кудину.
Протопав еще метров триста, группа остановилась в глубокой ложбине меж двух отрогов. Растительности здесь почти не было, но от прохладного ветра и лишних глаз бойцов надежно укрывали возвышенности.
Первым делом Новиков выставил дозор чуть повыше бивака. Затем уселся на траву и отдал себя в распоряжение санинструктора. А пока тот обрабатывал рану, включил устройство навигации и, установив место, обозначил его на карте.
– До турецкой границы далеко? – усаживаясь рядом, справился Лихачев.
– Восемь километров.
– Ого! Совсем близко.
– Да, здесь надо включать максимальное внимание.
– Что там у тебя? – подсветил фонарем капитан.
– Ерунда. Сейчас Костя перевяжет, и забуду…
Спустя несколько минут рана была забинтована. Народ утолял жажду, жевал шоколад, галеты или просто отдыхал. Сидевший рядом с Новиковым санинструктор копался в рюкзаке и ворчал:
– Жизнь поставила Россию с Израилем в схожие условия. Кругом одни пидарасы и ООН. А теперь еще ИГИЛ, Турция, богатеющая на левой нефти, мутят воду во всем регионе. Уроды. Спасу от них нет…
– О, Костян, да ты у нас философ! – негромко хохотнул Славка Кудин.
– Чтобы стать философом, надо совсем немного – или мало зарабатывать, или неудачно жениться, – возразил Дубов.
Кто-то добавил:
– Или бухать, как наш Костя.
Бойцы начали беззвучно ржать. Медик же продолжал что-то искать в ранце и улыбался…
Да, в свободное от командировок время Костя пил по-черному. Его типаж можно было охарактеризовать тремя словами, начинающимися на букву «Б»: беспредельно бухающий ботаник. В медицине он разбирался неплохо и, окончив медучилище, три года проучился в медицинском университете, пока руководство не отчислило за постоянные прогулы.
В начале своей армейской карьеры он работал в медсанчасти бригады спецназа. В придачу ко всем перечисленным карьерным недостаткам Костя еще и попивал на работе. Хотя уверял, что невкусно. Вследствие частого злоупотребления алкоголем у него здорово подсело зрение, и он ни черта не видел, пока не водружал на нос очки с толстенными линзами. Однако эти несчастные очки он постоянно терял, ломал или разбивал. Дубов и в трезвой жизни был грузноват и неповоротлив, а уж по пьяни вообще терял всякую координацию. Жил он в общаге в отдельной комнате; помимо пьянки увлекался коллекционированием старых грампластинок, коих в старом шкафу пылилось несколько сотен. По сути, он был неплохим парнем: простым, добрым, не обидчивым. На запястьях носил фенечки, на башке – хайратник. К тому же слыл человеком образованным и умным. Даже знал, что земля круглая и что яблоко треснуло по голове не Птолемею, а Ньютону.