Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

— Сумерки… Выстрел… кровь и крики! — пробормотала она, тяжело дыша. — Это был сон. Я спала и видела сон. Но кажется, что стреляли совсем близко. И опять этот человек в черном. Снова он! Господи, за что?

Элизабет в ужасе села на софе. Только теперь она вспомнила, что сразу после пробуждения внизу живота у нее больно кольнуло.

— Лисбет?

В каюту вошел Ричард, а следом за ним — Жан с Бонни. С огромным облегчением Элизабет пробежала глазами по знакомым лицам.

— Он не даст мне жить спокойно! — простонала она. — Никогда!

— Кто, Элизабет? — тихо спросил Жан, уже догадываясь, что услышит.

— Человек с черной душой, отец моей матери! Гуго Ларош! Долго еще он будет меня преследовать, приходить в кошмарах. И даже если между нами будет океан, это ничего не изменит.

Ричард помог жене встать, крепко обнял. Мало-помалу Элизабет успокоилась.

— Любимая, ты заблуждаешься! Он больше не может тебя обидеть, — сказал он. — Подумай лучше о нашем будущем, о Мейбл и Эдварде, которые любят тебя, как родную. Скоро мы будем в Нью-Йорке, все вместе, и сумеем тебя защитить, даже от плохих снов.

— Ну конечно, дорогая! — подхватила Бонни.

Элизабет поблагодарила улыбкой, лишенной, впрочем, всякой радости. На сердце у нее было тяжело.

4. Перст судьбы

Замок Гервиль, вечером во вторник, 27 июня 1899 года

Жюстен все еще был в сознании. Он лежал на мягкой молодой траве, касаясь ее щекой, глаза, затуманенные болью, смотрели на небо, в котором уже поблескивали первые звезды. Он моргнул раз, другой, но странное ощущение — как будто понемногу отрываешься от земли — не проходило.

Последняя мысль его была об Элизабет, которая плывет сейчас далеко-далеко по морю, которого Жюстен никогда не видел. Она рассказывала, какими высокими бывают волны, и что оно — бирюзовое и может бушевать много дней подряд. Внезапно боль ушла, по телу разлилась странная легкость, и он улыбнулся. Рядом закричала женщина, но Жюстен ее уже не слышал.

— Мсье Ларош, что вы наделали?! Господи! Бедный Жюстен! Вы его убили!

Мариетта бросилась к телу, распростертому в десятке шагов от помещика. Одной рукой юноша держался за свой окровавленный живот. В отчаянии она наклонилась и поцеловала Жюстена в лоб.

— Не прикасайся к нему! — потребовал Гуго Ларош.

Он отшвырнул ружье. Звук, отдача от выстрела — все это его моментально отрезвило. На соседнем лугу Галант, его любимый верховой, носился от испуга как безумный.

— Вы его убили! — повторила Мариетта. — И зря, он хороший парень! И ваш сын.

Ларош приблизился на шаг. Всмотрелся в умиротворенное лицо Жюстена. Эта гармоничная линия бровей и губ, этот нос, подбородок… Его сходство с Катрин, дочкой, было очевидным.

— Убийца! Мерзкий убийца! — взвыла Мариетта.

Все еще стоя на коленях, рыдая, она наставила на него указательный палец.

— Умолкни, а то хуже будет! — пригрозил хозяин.

— А что вы мне сделаете? Я и так вся в синяках! Теперь и Бертран заметит, спросит, кто это меня так изукрасил. И что платье порвано!

Молодая прачка вскочила на ноги и стала потихоньку пятиться. На нее было страшно смотреть: растрепанная, с разбитой губой, под правым глазом — синяк. Вырез на блузке широкий, и видно, что вся шея у нее в красных отметинах…

— Все, иду в жандармерию! Вам самое место в тюрьме, рядом с этой ведьмой Мадлен, которая называет себя его матерью!

Взгляд помещика остановился на Мариетте и стал куда более осмысленным. К нему возвращалась ясность восприятия и с ней — воспоминания о недавнем приступе похоти и злости. Мариетта… Он только что избил ее в припадке бешенства, потому что девчонка отказалась исполнять его извращенные капризы. Ларош тряхнул головой, внезапно устрашившись собственной порочности.

— Беги скорее в буфетную и приведи Коля! — распорядился он. — Надо запрячь лошадей в фаэтон, мне нужна помощь. Да поспеши! Жюстен еще дышит, разве не видишь? Отвезем его в Эгр13[13]

, я знаю тамошнего доктора!

— Нет, никуда я не пойду! — возразила прачка. — Знаю я вас! Стоит отвернуться, как вы всадите ему пулю в лоб, и с концами!

— Боишься — забери с собой ружье. Беги, Мариетта!

Похоже, у хозяина подгибались ноги. Ларош был так же бледен, как и его жертва. Мариетта обошла его, подобрала с земли оружие и стрелой понеслась к просторному двору, в который выходили окна кухни и буфетной. Ей навстречу выбежал мужчина.

— А, это ты, Коля! — прерывающимся от волнения голосом сказала она. — Случилась беда! Беги скорее, хозяин там, за конюшнями!

— Проклятье! Это он так тебя отходил? — ужаснулся ее внешнему виду конюх. — Старый Леандр проговорился — ну, что ты недавно кричала там, на конюшне. Если не расскажешь Бертрану, я сам расскажу!

— Сейчас не до пустых разговоров, Коля! Бежим!

И он послушался. Мариетта была женой его брата, и это она замолвила словечко, чтобы его взяли в замок на работу.

Фаэтон, запряженный парой резвых породистых лошадей, несся по дороге на Эгр. Тряска привела Жюстена в чувство, и с этого момента каждое содрогание экипажа отзывалось в его теле мучительной болью. Он зашевелился, застонал.