Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

— Потерпи, уже скоро! Мы едем к доктору. И не шевелись, только сделаешь себе хуже.

Жюстен, несмотря на состояние полузабытья, этот голос узнал.

— Вы? Это вы?

Как это вообще возможно? Ларош ведь только что кричал на него, прогонял, а потом выстрелил в упор! Еще Жюстен с изумлением понял, что тот держит его голову у себя на коленях!

— Я не дам тебе умереть! — проговорил помещик. — Так что держись. Ты потерял много крови, но Коля думает, что все-таки выкарабкаешься.

Смысл сказанного дошел до Жюстена не сразу. В голове закрутились разрозненные слова: «умереть», «много крови», «Коля»… Перед глазами встала Мариетта, пухленькая и белокурая. Кажется, это от нее он слышал имя нового конюха…

— Где Мариетта? — едва слышно спросил он.

— У себя дома, где ж ей быть. А ты не перетруждайся, помолчи. Береги силы!

Голос у Лароша был холодный, но не злой. Так он обычно разговаривал с лошадью, когда та упрямилась. Жюстен ответить не смог — снова провалился в забытье, не успев ощутить робкое, поглаживающее прикосновение пальцев к своей щеке.

А еще через десять минут фаэтон уже катился по мощенной камнем улице Тралефур. Лошади встали перед красивым особняком. Еще не совсем стемнело, и из сада приятно пахло цветущим жасмином.

Хмурый Коля спрыгнул с облучка. Объясняться по поводу драматического инцидента с ним никто и не подумал, а он и не спрашивал.

— Слева от входной двери — цепочка от звонка! Иди позвони, да убедись, что тебя услышали! — крикнул ему Гуго Ларош.

— Уже иду, хозяин!

Доктор Леон Фоше появился на пороге, в руке он держал фонарь. При виде своего давнего друга он поспешно сбежал по ступенькам и открыл ажурную калитку.

— Добрый вечер, Гуго! Что-то случилось?

— Трагическая случайность! Вот, решил сразу к тебе, а не в больницу, в Ангулем, — боялся, что не довезу.

Испуганный непривычной ажитацией Лароша, доктор полез в карету. Осмотрел кровавую рану на животе у Жюстена, выругался сквозь зубы.

— Стреляная рана, так? — спросил он. — Надо перенести его в мой кабинет, со всеми возможными предосторожностями! Врать не буду, Гуго, шансов у парня почти нет. Тем более что я не хирург.

— Прошу, спаси его! Я видел тебя в деле, в войну, когда ты оперировал солдат![14] Леон, ты просто обязан мне помочь, потому что это мой сын!

Ошарашенный доктор присмотрелся к едва дышащему пареньку. Коля тоже слышал признание помещика, но верить не спешил. А Гуго Ларош дрожащим голосом повторил:

— Спаси его! Это мой сын.

На борту парохода «Гасконь», в тот же вечер, в тот же час

Ричард распорядился, чтобы ужин на четверых подали в каюту. Он сомневался, что Элизабет захочет ужинать в обществе других пассажиров первого класса. Он поклялся оберегать ее от любых треволнений, а одно упоминание о человеке с черной душой, Гуго Лароше, — он прекрасно это видел — взволновало ее до крайности.

Деда Элизабет он ненавидел и считал своим долгом помочь ей все забыть, поставить на прошлом крест.

— Для нас для всех начинается новая жизнь, но особенно это касается вас, Жан! — сказал он, наливая ему вина. — Выпьем за Жана Дюкена, будущего гражданина Соединенных Штатов!

— Ваша правда, Ричард. Я и помыслить не мог, что однажды поплыву через Атлантику.

Думал, умру старым холостяком — и вот нашел идеальную супругу!

— Не вгоняй меня в краску, Жан! — сказала на это Бонни.

Элизабет улыбалась, так приятно ей было смотреть на их с Жаном счастливые лица. Ричард ей заговорщически подмигнул.

Всем им не терпелось узнать, что произошло в гаврском порту, Элизабет это прекрасно понимала.

— Дядюшка Жан, я узнала что-то очень важное про папу, — начала она, чтобы удовлетворить законное любопытство своих нетерпеливых слушателей.

— Сегодня? В порту? — удивился Жан.

— Звучит невероятно, но случай привел меня в правильное место. Я говорю «случай», но, скорее, это был перст судьбы.

Молодая женщина ненадолго умолкла, сомневаясь, стоит ли упоминать ощущение незримого присутствия рядом матери, Катрин.

— А может, это мамочка направляла меня, как тогда, в замке! — все-таки сказала она. — И не надо делать такое лицо, Ричард! Если будущее приходит ко мне в снах, приятных или кошмарных, значит, нет ничего невозможного. Там, на причале, мне показалось, что я вижу маму, и в тот же миг я поняла, что просто обязана зайти в ту антикварную лавку! Так нужно, и все! И сейчас, дядя Жан, ты поймешь почему.

Она открыла свою гобеленовую, украшенную вышивкой дамскую сумочку с медной защелкой, извлекла золотые карманные часы и протянула дяде.

— Дедушка Туан подарил эти часы моему отцу с пожеланием, чтобы они принесли ему в Америке удачу. Теперь они твои, потому что ты тоже, как твой брат Гийом когда-то, уезжаешь навсегда.

Жан, онемев от изумления, смотрел на бесценные часы. Не сразу он решился открыть крышку с выгравированными с обратной стороны инициалами.

— Господи, никаких сомнений! Это точно отцовские часы. Узнаю чеканку вокруг циферблата! Их купила мама, потратив часть денег из своего приданого. Ее родители были торговцы, побогаче, чем Дюкены. То, что часы нашлись, — уже маленькое чудо!